Бухенвальд – лагерь-музей

История музея Бухенвальда чрезвычайно характерна для Германии. Но сначала несколько слов об истории самого лагеря. Бухенвальд уже в 1936–1937 годах был лагерем, где, кроме уголовников, содержали немецких коммунистов, социал-демократов. (Кстати, в 1937 году по всей Германии в лагерях сидело по политическим мотивам 12 тысяч человек. Для Германии это, конечно, немало, но по сравнению с масштабами нашего 1937 года эта цифра ничтожно мала). Приток заключенных многократно усилился с началом Второй мировой войны. Американцы освободили Бухенвальд в апреле 1945 года и сразу после освобождения начали опрашивать бывших узников и составлять на них анкеты. Выяснилось, что коммунисты играли в Бухенвальде двойную роль. Чтобы занять ключевые места в лагере (которые до этого занимали уголовники) – места старост в бараках, санитаров в больничном блоке, чтобы состоять в лагерной полиции и т.д., надо было идти на некое «сотрудничество» с лагерной охраной и в каком-то смысле, ради выживания, даже заключать «союз с чертом». Именно так они и сделали. Чем дольше шла война, тем меньше эсэсовцы были в состоянии справляться с массой совершенно неорганизованных людей. С кем им было легче всего заключить союз? С немецкими коммунистами (наиболее организованной группой заключенных). Таким образом, возникала страшная ситуация, когда эсэсовец далеко, а свой – красный, коммунист – бьет тебя и травит собаками.

И тем не менее сегодня вряд ли могла бы идти речь о каком-то нравственном осуждении этих людей, если бы немецкие антифашисты после освобождения не начали с такой настойчивостью создавать миф о лагерном сопротивлении, о роли Антифашистского комитета в лагере, о самоосвобождении Бухенвальда.

У немецких антифашистов фактически сразу же после освобождения возникла идея создания памятника. Но в 1945 году Бухенвальд стал спецлагерем НКВД (он был им с 1945 и почти до 50-го года). На его территории многое уничтожили, ликвидировали захоронения, снесли здания. И только после того, как спецлагерь НКВД был ликвидирован, встал вопрос, что делать с этим местом. Многие бывшие узники занимали тогда ключевые места в партийной верхушке ГДР. Это был их миф, их биография, их антифашистское прошлое – они хотели его увековечения. Другие считали, что лагерь надо уничтожить, чтобы ничто не напоминало о тяжелом прошлом, а памятник жертвам фашизма поставить в Веймаре, который находится в нескольких километрах от Бухенвальда. И все-таки в середине 50-х годов после долгих споров было решено сохранить то, что оставалось от нацистского лагеря, а неподалеку на горе создать мемориальный комплекс: башню с колоколом, к которой ведут ступени, а по бокам установить барельефы. Там же было решено установить памятник жертвам, создание которого поручили одному из известнейших немецких скульпторов – Фрицу Кремеру. Представленный скульптором проект вызвал идеологические споры, и автору неоднократно приходилось вносить в него изменения. Весь комплекс был завершен к 1958 году. По тем временам, в эпоху соцреализма, этот проект был новым словом в концепции создания мемориальных памятников, в сравнении с памятниками Вучетича. Бухенвальдский мемориал и особенно сам памятник следовал в какой-то мере традиции немецкого экспрессионизма и не совсем соответствовал тогдашним советским канонам.

В конце 50-х в Бухенвальде начали создавать музей. Он, разумеется, был, идеологически окрашен. Был создан зал Тельмана. Стремились сохранить то, что осталось: крематорий, могилы, которые не снесли бульдозером, знаменитые бухенвальдские ворота. Не разрушили эсэсовских казарм, вынесенных за лагерь. В музее работали научные сотрудники, которые обрабатывали нацистские архивы. Но не все можно было тогда публиковать по идеологическим причинам, чтобы не бросить тень на коммунистов, сидевших в лагере.

С этого момента Бухенвальд становится центральным мемориальным местом не только для ГДР, но и для всего соцлагеря. Туда в обязательном порядке возят советских туристов. В советских школах на уроках пения поют «Бухенвальдский набат». Почему? Потому что Бухенвальд идеологически больше всего подходил для официальной антифашистской пропаганды и в самой ГДР, и за ее пределами. Он был удобным местом для создания мифов об интернационализме и антифашистском сопротивлении. Там был знаменитый антифашистский комитет, там было много советских военнопленных. В 1944 году там погиб Тельман. А Освенцим, который к этому моменту и в ФРГ, и в других западных странах стал символом нацистских преступлений, гораздо меньше подходил для создания такой мифологии, тем более что, говоря об Освенциме, надо было специально говорить о массовом уничтожении евреев. В Бухенвальде, конечно, были крематорий и селекция, и там убивали заключенных, но он не был лагерем уничтожения, как Освенцим – лагерь уничтожения прежде всего евреев, а эта тема в СССР была, как известно, фактически под запретом.

После крушения режима в ГДР, когда в Бухенвальде обнаружили могилы нескольких тысяч заключенных спецлагеря НКВД, началась широкая общественная дискуссия, в итоге которой было принято решение создать рядом с прежним (также преобразованным) выставочным комплексом отдельную выставку «Бухенвальд-2», посвященную спецлагерю НКВД.

Документы по этому лагерю, прежде совершенно засекреченные, были получены из Государственного архива Российской Федерации. Кстати, в тех местах в Германии, где были лагеря НКВД, всюду возникают мемориальные центры. Год назад в Бухенвальде открыли выставку «Бухенвальд-3». Это история в истории, история памяти, того, что немцы называют «культура воспоминания» – а в данном случае это история самого музея. Там же освещается и история Антифашистского комитета и создание идеологического мифа. Таким образом, Бухенвальд сегодня превратился в огромный комплекс, отражающий не только историю и не только увековечивающий память жертв, но и фиксирующий сам процесс развития исторической памяти.

Директор Бухенвальдского центра Ф.Книгге постоянно говорит о том, что надо искать новые формы работы, прежде всего с молодежью. В мемориальном центре работают волонтеры со всего мира. Ведется огромная публикаторская и научная деятельность, по каждой выставке есть каталоги. По Бухенвальду-2 (спецлагерю НКВД) вышел специальный том, в который вошли все найденные документы (из советских и немецких архивов). Финансирует эту деятельность Земельное правительство. Немцы очень серьезно относятся к проблемам, связанным с прошлым. И поэтому такую важную роль играют для них мемориальные центры. Кстати, в Германии и неонацисты посещают Бухенвальд, но совсем с другими целями. Что с ними делать? Вообще не пускать? Это очень сложный вопрос. Как и вопрос о том, что делать, чтобы не перегнуть палку, не «перекормить» людей историей, не создать новых клише взамен старых. Об этом немецкие историки и музейные работники спорят постоянно. Тем более, что эта проблема становится в Германии очень острой из-за усиления праворадикальных организаций. Случаи вандализма в последние два года стали особенно частыми. Громят еврейские памятники на кладбищах, поджигают турецкие общежития и так далее. Каким может быть ответ властей – запретить экстремистские партии? Решение этой сложной проблемы ищут, в частности, и в создании новых форм – в создании музея Холокоста в Берлине, в организации фонда Примирения и согласия, который будет прежде всего выплачивать компенсации бывшим «остарбайтерам» и узникам гетто и концлагерей.

В Германии, если дают деньги на мемориалы и памятники, то думают главным образом не о том, чтобы привлечь больше туристов и заработать новые деньги, а чтобы посетители тоже стали носителями памяти. Конечно, не только дети. Взрослые, безусловно, тоже. Поэтому выставки, просветительство, мощная издательская деятельность, волонтерская молодежная работа, научные проекты – все это помогает освободить сознание от мифов. У немцев к тому же есть огромный зрительный ряд: американцы, освобождая лагеря, снимали километры пленки. А у нас, если не считать пропагандистских фильмов 30-х годов о Соловках, ничего нет. Фотографий мало, да и они такие, что часто ни о чем не свидетельствуют. Если спрашиваешь немца поколения 60-х годов, когда у него произошел перелом в отношении к прошлому, очень часто оказывается, что в тот момент, когда он посмотрел фильм об освобождении Бухенвальда. А у нас такого материала нет. Тем сложнее и важнее наша работа, тем труднее организовывать выставки, которые сегодня обязательно должны быть мультимедийными.

Нам часто кажется, что мы от этих проблем еще далеки, нам бы только поставить памятники, где только можно, увековечить что только можно. И в самом деле у нас вся страна была усеяна лагерями, а активно работает только один музей в Перми. Как всегда в России, все уничтожили и следов не оставили. Но по школьным работам, присланным на наш конкурс, я тем не менее вижу, как возникает определенный стереотип и по ГУЛАГовской теме.

Представление о прошлом часто формируется в нашем сознании благодаря телекартинкам, зрительному, обычно поверхностному образу. Так возникают клише. Стоит ли говорить, как примитивно такое отношение к прошлому, которое редко бывает черно-белым. И как показывает пример Бухенвальда, с созданными стереотипами люди потом не могут справиться десятилетиями.

Что же можно и нужно делать? Прежде всего память должна воплощаться в самых разных вещах. Пусть где-то остается лишь название, а где-то ставится памятник. Не надо больших форм, не надо гигантомании, не надо Церетели.

Маленькие формы, небольшие памятники в определенных местах. Например, в Германии, рядом со станцией Груневальд, откуда депортировали евреев из Берлина, есть небольшой памятник. Пусть не каждый и не сразу его заметит, пусть человек постоит, подождет поезда и только потом обратит на него внимание. Так и должно быть. Я считаю, что у нас на Лубянке Соловецкий камень абсолютно на месте. Он – отражение того, что мы пока находимся в процессе создания нашей «культуры воспоминания». И нам надо думать, как приобщить молодых к этой «культуре».