Начиная со времен «гласности», со страниц прессы не сходят публикации об армейской преступности, о трагических судьбах солдат в невоюющей армии. Если собрать их всех вместе, получилась бы книга, которую не каждый сможет дочитать до конца, оставаясь в здравом рассудке. Однако почти никто не пытается проанализировать этот материал, задавшись вопросом – правильно ли распространенное объяснение этих трагедий только проявлениями неуставных отношений? Это объяснение значительно сглаживает остроту проблемы, поскольку такие отношения характерны для всех армий во все времена (cм. стенограмму радиопередачи Тольца и статьи о «дедовщине» за рубежом). В предлагаемой публикации сделана попытка показать, опираясь не только на материалы прессы, но и на официальные данные, что в современной российской армии дело отнюдь не сводится к пресловутой «дедовщине». Часто нравы, царящие в армейских казармах, рассматривают как вариант поведения в любом юношеском разновозрастном коллективе, особенно закрытом. В статье известного социолога Сергея Белановского (см. с. 27) представлены результаты его многолетних уникальных исследований этой стороны проблемы. Отметим, однако, что армейский коллектив от любого другого, кроме тюремного, отличает то, что бегство из него – уголовное преступление. Даже «классическая», традиционная разновидность «дедовщины», описанная в приведенной статье, ставит перед нами вопрос: как молодой человек, «вписавшийся» в эту систему, будет всю оставшуюся жизнь относиться к понятиям свободы личности, законности, гуманизма? Я знаю многих людей, прошедших армию и которых армия не смогла сломать. И все же – каковы наши шансы создать правовое государство, если его строителями будут бывшие «исполнители», «летуны», «борзые» и «стукачи»? Ведь через эту «школу жизни» проходит более трети российских мужчин, а отнюдь не 12%, как утверждают военные (см. с. 15). Однако «классическая дедовщина» все более уходит в область чуть ли не ностальгических воспоминаний.
В организациях, защищающих права военнослужащих, накапливается все больше сведений о практике сдачи солдат в аренду коммерческим структурам. Не слишком часто, но все же можно встретить и публикации прессы о том, как это влияет на положение солдата. В статье с красноречивым названием «Родина сдаст солдата в аренду» (Сергей Михалыч, «Новая газета», 21–27 сентября 1998 г.) рассказана история рядового Евгения Пантюхина, который, прослужив в части полгода, был переведен на работу в качестве грузчика, сторожа и слесаря в коммерческую фирму «Яр-Фарм» (Красноярск). «Деньги за меня получал начальник штаба Зубарев Валерий Михайлович», – написал Женя в объяснительной записке. На этой «службе» Женю заставляли водить машину, не имея водительских прав. Он попал в ДТП, получил сотрясение мозга и разбил машину. Женину маму заставили возместить убытки коммерсанта. Обращение в прокуратуру не помогло. Матери намекнули, что сын может из армии не вернуться. Установили срок – за два дня найти 30 миллионов, и она продала свой дом. Есть примеры того, как «коммерциализация» армии принимает такие формы, что правильнее говорить о ее криминализации. С такой «криминально-коммерческой» обстановкой в воинской части была связана гибель солдата Евгения Ширшова (см. с. 36). Насколько эту обстановку можно относить, как это нередко делается, к «отдельным эксцессам»?
В прессе можно найти немало публикаций, свидетельствующих о чудовищном масштабе экономических преступлений в силовых структурах и о степени вовлеченности в них высшего командования. Яркий пример – серия статей Бориса Резника в «Известиях». 30 октября 1998 года – «Как украли боевую эскадрилью»; 20 января 1999-го «Армейский колхоз. Кражи боевых вертолетов с переправкой их за рубеж – общий промысел генералов, чиновников и бандитов»; 3 февраля 1999 года «Проходной аэродром». В частности, речь шла о продаже под видом металлолома двигателей и других частей, из которых можно собрать СОТНИ вертолетов. «Однако уличенные в преступлении генералы и адмиралы нередко оказываются на свободе. Их почти ежегодно освобождает амнистия, объявляемая, как известно, Госдумой. Причем вчерашние подследственные, амнистированные буквально накануне суда, возвращаются в те самые служебные кресла, в которых так замечательно воровалось им все эти годы. Продолжают командовать ими же обокраденными флотами и армиями». (Владимир Ермолин. Генералы криминальной карьеры. «Известия», 28 ноября 1988 г.) Для осознания истинных масштабов описанных явлений лучше всего обратиться к официальным данным. На стр. 24 представлены материалы парламентских слушаний.
Вряд ли докладчиков – генералов – можно заподозрить в «очернительстве». Задавшись вопросом, насколько адекватно термин «дедовщина» отражает происходящее в армии, сопоставим цифры из доклада Муранова: 10 человек погибли из-за неуставных взаимоотношений, а всего в результате насильственных преступлений – 43 человека. Как погибли еще 33 человека – остается только гадать. Не будем забывать, что эти цифры относятся к сведениям о судимости и не дают полной картины преступности, данные о которой закрыты. (Тем не менее, на тех же слушаниях В.Варенников назвал в несколько раз большую цифру.) Многие дела не доходят до суда, многие инциденты даже не расследуются, о чем свидетельствуют цифры сокрытых преступлений. Обратим внимание на отмеченный в ходе слушаний рост офицерского рукоприкладства. Недавно громкую известность приобрело дело военкома Пермской области Евгения Данилова, которого двое солдат-новобранцев обвинили в том, что он их избил. «Примечательно, что факт избиения прокуратура подтвердила, однако в возбуждении дела отказала на основании ст. 5, п. 2 УК (за отсутствием в деянии состава преступления). Свое решение прокуратура мотивировала малозначительностью действий военкома» (Геннадий Князев. Избил, но не сильно. «Время новостей», № 194, 2001 г.). Однако затем, в порядке прокурорского надзора, было решено провести дополнительную проверку. И военком подал на это прокурорское решение жалобу в суд! (Андрей Никитин. Солдаты, жаловавшиеся на военкома, могут оказаться в Чечне. «Известия», № 205, 3 ноября 2001 г.). В Чечне солдаты пока не оказались благодаря пермским правозащитникам. Если бы не они, эта история вообще не получила бы огласки. Прокурор же, похоже, искренне недоумевает, почему столько шума из-за таких пустяков. А военком даже возмущается – как посмели его проверять. Для них мордобой – рутинная практика. И действительно, офицерский произвол отнюдь не сводится к легким зуботычинам.
Вспомним хотя бы скандальные публикации о продаже чеченцам солдат своими же командирами. Или историю, обнародованную Натальей Островской (см. с. 36). Есть и другие сведения о подобных фактах, но без должной проверки я не буду на них ссылаться, и не стану спорить с теми, кто сочтет дело о «голубом» гареме (см. с. 36) из ряда вон выходящим. А вот фактов зверских избиений, причинения серьезного ущерба здоровью солдат не «дедами», а офицерами выявляется все больше и больше. По приведенным материалам можно составить представление и о том, в какой мере солдат может рассчитывать на защиту со стороны закона, охраняемого военной юстицией, насквозь пропитанной корпоративным духом. Вспомним, что виновные в прогремевшей на всю страну трагедии острова Русский не понесли наказания, соразмерного преступлению. Применялись лишения воинских должностей и штраф. («Известия», 2 октября 1999 г.). О полной незащищенности солдата, о безнаказанности преступлений, совершаемых в воинских частях, свидетельствует и история гибели Саши Левкина (см. с. 37). В ней, как и во многих других публикациях, обращает на себя внимание то, что офицеры не считают свои действия предосудительными, не испытывают никаких угрызений совести перед мальчишками и их родителями. Они, видимо, не осознают, что выглядят настоящими монстрами. Наверное, это похоже на психологию былых помещиков в их отношении к крепостным. Почти неограниченная власть, доверенная государством офицерам ради обеспечения обороноспособности страны, в их сознании все более трансформируется в ощущение власти, которую они «в своем праве» использовать для любых целей. Поневоле поверишь некоторым журналистам и солдатским матерям, цитирующим офицерскую поговорку: «чего солдат жалеть, бабы еще нарожают». Правда, была в прессе публикация и о том, как офицер, замордовавший мальчишку до смерти, пытался покончить с собой. Один мой собеседник, помощник депутата, заступился за офицерство.
«Не все же такие. Вот недавно приходил капитан, очень порядочный человек, жаловался на незаконное увольнение». Вот именно. Система выталкивает чужеродные элементы. Это отмечали и солдатские матери на Гражданском форуме. Говорилось о том, что расформировываются далеко не худшие воинские части, и о том, что увольняемые по возрасту офицеры старой закалки – может быть, последние, кто еще может претендовать на соответствие образу пресловутого «батяни». Чем иногда кончается для мичманов и даже майоров заступничество за солдат – можно видеть из статьи Надежды Алисимчик (см. с. 38). Нельзя сказать, чтобы часть военного руководства и органов военной юстиции не предпринимала попыток изменить ситуацию. В частности, искреннее желание сделать это можно отметить со стороны Главной военной прокуратуры (в отличие от многих подчиненных ей военных прокуратур). Из тех же материалов слушаний видны такие попытки. Замахнулись даже на генералитет. И что же: преступность в войсках продолжает расти.
Об этом на новых парламентских слушаниях, уже в 2001 году, сообщил глава Военной коллегии Верховного суда генерал-полковник юстиции Николай Петухов. Число воинских преступлений, по его данным, с каждым годом растет. «Только за шесть месяцев этого года уже осуждено 5,5 тысячи человек. Из них 60% осуждены за уклонение от военной службы и 34% – за «неуставные взаимоотношения». В эти данные, как отметил генерал, не включены еще многие преступления. К примеру, должностные, а также убийства. Только по статье «убийство» было осуждено 511 военнослужащих» (Валерий Батуев. В плен лучше не сдаваться! «Время МН», № 171, 22 сентября 2001 г.). Психологию вседозволенности прокурорскими «десантами» не одолеешь. Убежденность в естественности сложившегося уклада пронизывает сознание всех слоев, встроенных в армейскую систему, от «салабона», ждущего своего часа, чтобы стать «дедом», до высшего военного руководства, восстанавливающего на командных постах только что амнистированных воров. Так что же, мы и дальше будем называть все вышеописанное «дедовщиной» и сравнивать с драками в ПТУ? Будем слушать генеральские сказки про опасность слишком резких реформ? Не кажется ли Вам, читатель, что Вооруженные Силы в их нынешнем виде опаснее любых преобразований? Выдержит ли наша страна такую армию еще 10 лет, отводимых генералитетом на реформы?
Людмила Вахнина
