Александр Лавут
20 мая 1969 года было обнародовано письмо, подписанное: «Инициативная группа защиты прав человека в СССР»: Г.Алтунян, инженер (Харьков); В.Борисов, рабочий (Ленинград); Т.Великанова, математик; Н.Горбаневская, поэтесса; М.Джемилев, рабочий (Ташкент); С.Ковалев, биолог; В.Красин, экономист; А.Лавут, биолог; А.Левитин-Краснов, церковный писатель; Ю.Мальцев, переводчик; Л.Плющ, математик (Киев); Г.Подъяпольский, научный сотрудник; Т.Ходорович, лингвист; П.Якир, историк; А.Якобсон, переводчик. Появилась первая в Советском Союзе неофициальная ассоциация. Но, оказывается, не менее, чем организация, была важна человеческая солидарность. Об этом – в интервью двух подписавших письмо ИГ, Александра Лавута и Леонарда Терновского.
Александр Павлович Лавут, один из «инициаторов», подписавших это письмо, рассказывает об этом эпизоде «правозащитного движения» с присущим ему юмором: «Сейчас говорят об Инициативной группе как о первой правозащитной организации. В какой-то мере это правильно. С осени 1968 года, в течение зимы, до мая разговоры об этом шли. Поначалу сторонником и пропагандистом этой идеи был Петр Григорьевич Григоренко. Форма и даже название обсуждались, но он считал: все созрело, чтобы заявления «от случая к случаю» приняли определенное, планомерное направление. Виктор Красин и Петр Якир были другим полюсом. Григоренко считал, что Красин в первую очередь стремится стать вождем, лидером, что для них личное положение в движении важнее, чем само направление этого движения. Это же обстоятельство многих настораживало – по отношению к самой идее организации».
Но 7 мая 1969 года в Ташкенте был арестован Григоренко. Начали готовить общее заявление, и 20 мая было обнародовано письмо. Что письмо пишется, я знал, Сергей Ковалев знал, Таня Великанова знала, другие знали. Все собрались, чтобы еще раз обсудить и подписать готовый текст.
Вдруг явились Красин и Якир и говорят, что, собственно, уже все! Что письмо уже отправлено. Что наши подписи под ним стоят. Что была встреча с иностранными корреспондентами и представилась не такая уж частая возможность передать письмо надежно, так, чтобы прошло.
Но ладно текст – с подписями не очень красивая история: получилось, что «Инициативная группа» составлена, как бы это сказать, путем кооптации, а не какой-нибудь другой процедурой. И, конечно, не путем выборов.
Ковалев просто негодовал. Красин пренебрежительно относился к этим разговорам, если перевести на понятный моему поколению язык, «оппортунистическим, меньшевистским, интеллигентским виляниям, совершенно недостойным». А Якир был более смущен, говорил: «Пожалуйста, можно позвонить» – что того или этого среди подписавших нет, что вкралась ошибка. А Ковалев был возмущен, был на грани, хотел путем публичных действий это исправить.
Деталь, характеризующая их поспешность. На советский манер тогда все такие письма подписывались с указанием социальной принадлежности – «широкие круги общественности».
Володя Гершуни – обязательно писалось «рабочий», иногда – «каменщик». Краснов–Левитин Анатолий Эммануилович – тот «церковный писатель», была такая социальная категория. А я значился как «биолог»: «Ты работаешь с Ковалевым – значит, биолог!»
А адресат письма – Комитет по правам человека, – как оказалось, не существовал в природе. Причастных тогда было человек сто–двести, не меньше – на всех на них нашелся один грамотный, который, правда, уже постфактум объяснил. Есенин–Вольпин сказал: очень хорошее письмо, но неизвестно, куда оно попадет – комитета не существует, есть комиссия. Но подпись его в числе поддержавших письмо была.
Меня кооптировали, и я не очень переживал... Но, в общем-то, несмотря на недовольство, в организации оказались люди неслучайные...
Действительно, неслучайные люди. Александр Лавут так объясняет свой приход в правозащитное движение:
«...Не обладая многими способностями этих людей, допустим, Ларисы Богораз, но понимая, что надо что-то делать, помогать кому-то, как человек не самостоятельный, не склонный к публичности, я переживал ощущение, что ли, дезертирства, уклонения от призыва. Как-то это заело...»
В 1969 Лавут взял на себя работу с крымскими татарами, которую до ареста вел Григоренко. С 1974–го редактировал «Хронику текущих событий», заменив арестованного Ковалева. И так до ареста в 1980.
Вот что пишет об этом времени другой «инициатор», Леонард Терновский – его подпись стоит под письмом «Инициативной группы» среди «поддержавших». (статья Л.Б.Терновского «Тайна ИГ» опубликована в № 22–23 журнала «Карта» (Рязань, 1999) и в сборнике: Отпущенное слово. М.: Возвращение, 2002. С. 9–117.)
«...много лет мы были просто хорошими знакомыми, перебрасывались при случае несколькими фразами, множество раз виделись у общих друзей. Разумеется, я всегда помнил о Сашином участии в Инициативной группе, догадывался и о его причастности к “Хронике”. Но все-таки я не представлял себе степень его вовлеченности в правозащитные дела, тем более что в 1973 году имя Лавута выпало из списка членов ИГ<...> Сам Саша в позднем разговоре со мной в числе причин приостановки своего членства в ИГ упомянул и такую.
Он – представьте! – полагал собственное участие в работе Группы «“недостаточным для того, чтобы носить такое высокое звание”...»
По ту сторону глухой Бутырской стены и всей своей прежней жизни я очутился 10 апреля 1980 года. «Три-ноль-два! Три-ноль-два!» – звучит вдруг за окном позывной нашей «хаты». – «Три-ноль-два слушает!» – «Терновского Леонарда позовите!» Меня! Но кто меня здесь разыскал? «Это Саша Лавут. Я в 318-й. Как ты? Тебе что-нибудь нужно?» Значит, и Сашу тоже...
Спустя несколько дней Саша прислал мне записку. Я ответил. Следующую записку нашли у него при камерном «шмоне» прежде, чем он успел ее мне отправить.
Нас ведут куда-то вниз, на первом этаже Сашу и меня запирают в крохотном темном боксике. Мы понимали и все время имели в виду, что наш разговор СЛУШАЮТ.
Но нас это почти не стесняло... Забрали его 29 апреля. Взяли несколько номеров «Хроники», причем последний, 55-й – с его рукописными пометками<...> Попав сюда, он начал меня искать и сумел узнать номер моей камеры. Тут сейчас еще несколько наших знакомых – редакторы самиздатского журнала «Поиски» Валерий Абрамкин, Виктор Сокирко и Юра Гримм. Саша сказал, что, как он думает, недавно арестовали еще кого-то из правозащитников, женщину, скорее всего – Таню Осипову. Открылась дверь боксика, и нас повели вниз, в подвал... по десять суток карцера за «межкамерную связь».
Сырая каменная коробка. Узкий голый лежак, на день пристегиваемый к стене. Гибрид умывальника с унитазом, раз в сутки из трубки в течение минуты льется вода – за минуту надо успеть умыться и справить естественные потребности. Ни прогулок, ни курева, пониженная норма питания с горячей пищей через день.
Койка сорвалась и ударила меня по лодыжке. Нога начала распухать и болеть, я охромел, стало трудно ковылять и сидеть. Двери в карцере имеют уши. Кроме Саши, там находился Виктор Сокирко – они стали требовать, чтобы меня осмотрел врач, и для мой ноги была сделана поблажка: койку не пристегивали к стене. Краснота и отечность пошли вверх, появились одышка и слабость. Я расклеился, единственный раз за три года заключения.
Когда нас повели обратно, Саша понял это без слов, и, невзирая на возражения, подхватил мою матрасовку и вместе со своей тащил по лестницам. А ведь ему за пятьдесят, он на четыре года старше меня, и он тоже только что из карцера. Нас развели по камерам. Сашин суд проходил 24–26 декабря 1980 года<...> Доброта способна быть заразительной. Поражает открытое сочувствие к нему всех допрошенных сослуживцев, не побоявшихся дать Саше – и в профессиональном, и в человеческом плане – самые высокие характеристики.
В своем последнем слове Саша захотел ответить на вопрос, заданный в начале судебного заседания председательствующим: «Неужели Вы, Лавут, не видите ничего хорошего в стране, в которой живете? Неужели Вам ничего здесь не нравится?»
Саша ответил судье: «Мне нравится моя страна. Мне нравятся люди. Все.» На свободу Саша вышел в конце 1986 года.
В целом, советская власть оценила работу Инициативной группы на восемнадцать судов, на сорок восемь лет тюрем, лагерей, ссылки, «психушек».
P.S. Александр Павлович Лавут отбыл шестилетнее заключение и ссылку в Хабаровском крае. С 1992 г. он участвует в деятельности Правозащитного центра «Мемориал».В 1995 г. работал в зоне вооруженного конфликта в Чечне, член Совета ПЦ «Мемориал». Его друг Сергей Адамович Ковалев провел десять лет в Пермских лагерях, Чистопольской тюрьме и в ссылке на Колыме. С 1990 г. – депутат Верховного Совета, затем Государственной Думы России. Председатель российского «Мемориала». Врач-рентгенолог Леонард Борисович Терновский был приговорен к трем годам лагерей, в настоящее время работает по специальности.
