Как же они врали про "НОРД-ОСТ"

Аристофан
Ахарняне

Предводитель хора
Не хотим тебя мы слушать!
Дикеополь
Значит, гибель мне грозит.
Предводитель хора
Пусть умру, коль слушать стану!
Дикеополь
Нет, постойте, старики!
Предводитель хора
Знай, что ты сейчас погибнешь.
Дикеополь
Ну, так я вам покажу!
Из друзей любезных ваших самых милых я убью.
Я заложников-ахарнян захватил и заколю.
Вбегает в дом.
Предводитель хора
Это что же за угроза? Поразмыслим, земляки, Чем ахарнянам грозит он? Не ребенка ли чьего
Он унес и дома спрятал? Почему так дерзок он?
Дикеополь выносит из дома нож и корзину с углем. Поставив корзину наземь он заносит над ней нож.
Дикеополь
Что ж? Пожалуйста, бросайте.
Но вот этих я убью.
Посмотрю, кому забота есть об угольях еще?
Предводитель хора
Горе мне! С корзиной этой мы по дему земляки!
Ты угрозу в исполненье, я молю, не приводи!
Дикеополь
Нет, убью. Теперь кричите, я не стану слушать вас.
Второе полухорие
Неужели ты погибнешь,
о корзинка, милый друг?
Дикеополь
Говорил и я недавно – вы не слушали меня.
Второе полухорие
Мы теперь согласны слушать.
Если хочешь, говори,
Почему ты любишь Спарту,
Чем хорош Лакедемон.
Я свою корзинку с углем не намерен предавать.
Дикеополь
Побросать на землю камни
Потрудитесь-ка сперва!
Второе полухорие
Камни брошены на землю. Ты свой нож убери.
Дикеополь
Да смотрите, чтобы камни
Не застряли вдруг в плащах.
Второе полухорие
Все на землю стрясли
На твоих мы глазах!
Без уверток и ты
Свой кинжал убери.
Видишь, ветер пустые плащи развевает.
Дикеополь
Ну наконец-то замолчать надумали.
Парнесских углей чуть не погубили вы –
И все из-за ахарнской вашей глупости.
Корзина с углем, словно каракатица,
Меня со страху сажею измазала.
Вода, когда ударит дикость в голову,
Начнут кричать, начнут швырять каменьями,
Не выслушают слова справедливого.
Ведь я хотел, склонив на плаху голову,
Сказать, что мог, в защиту Лакедемона,
А голова мне дорога, поверьте уж!

Из возможных путей обуздания терроризма наиболее очевидным представляется постепенный перевод проблемы из военно-террористического в политическое русло.

Но обязательным условием, одним из необходимых первых шагов к этому должен быть контроль общества за деятельностью спецслужб, позволяющего ограничить поток лжи: от вроде бы невинных "искажений" до откровенных фальшивок, исходящей из официальных структур. Ложь эта не только дезориентирует общество – да и саму власть – в поиске выхода из нынешнего тупика насилия, но постоянно подталкивает все новых террористов к "диалогу" с властью на языке террора.

Нам могут сказать, что умолчания, а порой и дезинформация вызваны оперативной необходимостью при проведении переговоров с террористами и при силовых акциях. Но где провести границу между этими неизбежными искажениями и откровенным враньем?

Необходимо остановить мутный поток откровенной и хамской лжи, версификаций, обращенных не к террористам, а к обществу в целом и, не в последнюю очередь, к собственному руководству. Это вранье оскорбляет и память невинно погибших, и воинскую честь тех, кто встал на пути террористов. Заложниками этой лжи становятся все уцелевшие после теракта. В потоке "версий" процветают бульварные издания – они если не питаются "сливом" силовиков, то противопоставляют им столь же фантомные "версии". Гибнет и журналистика как таковая. Исчезает само представление о реальности – могло быть так, могло этак, правду же найти не только сложно, но и не нужно: никакого "на самом деле" на самом деле и нет. Эта ложь развращает молодежь, размывая грани допустимого и приучая к вседозволенности.

Для преодоления этого бесценны правдивые свидетельства. И мне кажется, что такие свидетельства в скором времени появятся. Люди заговорят, несмотря на шантаж и запугивание. И спустя год после трагедии "Норд-Оста" мы узнаем, какие мифы были запущены в СМИ, чтобы сокрыть вопиющие факты, а возможно, и преступления.

Заместитель министра внутренних дел Владимир Васильев заявил, что спецслужбы "готовы пойти на выполнение требований боевиков во избежание жертв среди заложников". Но на совещании у президента к тому времени была поставлена противоположная задача: не идти ни на какие уступки основному требованию террористов о выводе войск из Чечни.

Само изложение этого, казалось бы, общеизвестного и, заметим, политического (!) требования террористов запрещалось как нечто криминальное. Власти очень не хотели появления на телеэкранах террориста, отчетливо – как Басаев в буденновской больнице – излагающего свои требования.

В итоге сложилось мнение о нереальности и невнятности ультиматума Бараева. Между тем он четко изложил свои требования. Во-первых, немедленно прекратить "зачистки" в Чечне. Во-вторых, три дня отводились для официального принятия властями Российской Федерации решения о выводе войск из Чечни и о начале политических переговоров, для обнародования этого решения и для формирования официальной делегации на переговоры. В-третьих, в течение недели должен был начаться вывод войск. Нельзя назвать эти требования нечеткими (реалистичность условий и готовность Бараева их придерживаться – вопрос отдельный).

Но в российских СМИ звучало: "Немедленно прекратить войну и вывести войска" – нечто заведомо нереальное и за неделю невыполнимое.

Средства массовой информации, изложившие требования террористов более подробно, были наказаны. Было сделано официальное замечание радиостанции "Эхо Москвы", с ее сайта была удалена информация. Был приостановлен выход в эфир телеканала "Московия". Зато в первые же сутки ФСБ, несмотря на заявления Путина о том, что каждое невыверенное слово может стоить жизни людям, распространила видеозапись, где Масхадов якобы подтверждает свое руководство терактом в Москве. Даже если бы это было правдой, вряд ли такие съемки настраивали кичившихся своей независимостью и религиозностью бандитов Бараева на конструктивный лад и побуждали их к освобождению заложников. На самом деле Масхадов говорил, что "от операций гражданской войны чеченцы перешли к наступательным операциям, и на заключительном этапе мы проведем еще более уникальную операцию, подобную "Джихаду"" (то есть захвату Грозного в 1996 году).

По требованию Михаила Лесина, министра печати и информации, телеканал НТВ сильно сократил в эфире интервью Бараева, прежде всего убрав четкое изложение требований террористов.

Лесин ссылался на российское законодательство, на запрет пропаганды экстремизма – как будто выпущенные в эфир слова Бараева о готовности умереть были безобиднее, чем требование вывода войск (давно, кстати, повторявшееся некоторыми российскими политиками). Этим Лесин поставил под угрозу жизни заложников. По свидетельству заложницы Татьяны Поповой, именно после эфира НТВ Бараев влетел в зал со словами: "Все, надоело! Козлы! Все сняли, но не пустили в эфир! Никаких переговоров! Будем расстреливать!" (И такой расстрел заложников был назначен на 6 утра 26 октября. В руках террористов к тому времени находились свыше 900 человек, из них около 20 детей.)

Вот тут власти передали, что террористы сократили срок ультиматума с недели до трех дней и грозят расстрелами 26 числа в 6 утра (не проясняя, что неделю Бараев давал на начало вывода войск, а три дня – на принятие решения по этому поводу). Между тем к вечеру этого дня обстановка разрядилась – стало известно, что наутро для переговоров с Бараевым якобы прибудет Казанцев, специальный представитель президента.

Наутро был штурм. И надо ли говорить, что никто из вереницы "переговорщиков", как допущенных Оперативным штабом к Бараеву в течение предшествовавших двух суток, так и называвшихся в качестве кандидатов, не имел никаких полномочий от президента и правительства вести переговоры по существу выставленных террористами требований, тем более что-либо решать. Все эти "переговорщики" просили только об улучшении условий содержания, об освобождении женщин и детей.

И, как ни странно, несколько десятков человек были освобождены Бараевым до штурма, просто так, почти немотивированно. Однако и об этом власти предпочитают не говорить. Но подводит арифметика.

До сих пор даже в документах прокуратуры не фигурирует точное число заложников. Удивительно выглядят слова "свыше 800 заложников" в томах уголовного дела. Это может показаться чудовищной небрежностью. На самом деле властям очень неудобно обнародовать список заложников, бывших в ДК, как это было обещано.

Ведь если отнять от 1100 человек (более или менее реальное число захваченных) 763 пострадавших, но живых (поступивших в больницы), получится существенная разность, более трехсот человек, среди которых и погибшие сразу, и освобожденные или сбежавшие до штурма, и тихо ушедшие своим ходом после штурма, и, не дай Бог, скрывшиеся террористы.

Одним из требований террористов было проведение митинга против войны в Чечне на Красной площади. Бараев говорил, что отпустит всех детей, если митинг начнется 25 октября до полудня. Федеральная служба охраны не пустила родственников заложников на Красную площадь, и те, потолкавшись во второй половине дня на Васильевском спуске, разошлись.

Замминистра Васильев призвал москвичей и гостей столицы "воздержаться от массовых мероприятий, несанкционированных властями", и пообещал "действовать жестко в рамках закона". Его поддержал вице-мэр Валерий Шанцев. Дети освобождены не были. Кто теперь ответит за погибших детей? Мифичен и вымышлен повод для штурма: якобы расстрел заложников.

Во втором часу ночи в зале действительно произошел инцидент. Сдали нервы и у заложников, и у террористов, погибли люди, попавшие под пули, предназначавшиеся мужчине-заложнику, кинувшему в террористку стеклянную бутылку и пустившемуся бежать. Раненых с разрешения террористов сразу же освободили и вынесли из здания, один из них позже скончался, не приходя в сознание.

Почему-то считается, что, идя на штурм здания, спецназовцы знали реальное число террористов, их расположение, действовали адресно и чрезвычайно точно.

25 октября заместитель руководителя ЦОС ФСБ Сергей Игнатченко сообщил (цитирую по изданию Газета.Ру, к сожалению, внесшему довольно весомый вклад в создание путаницы и в мифостроительство), что уже имеются фотографии или портреты большинства террористов и установлено их число. Однако перед штурмом он не стал его уточнять, ссылаясь на оперативную информацию.

Заметим, что это число потом постоянно менялось. 26 октября после 18.00 Игнатченко сообщает, что обезвреженных террористов 50 человек – 18 женщин и 32 мужчины, а также, что 3 террориста задержаны. Потом все они оказываются убитыми, и никто не находит нужным ничего разъяснять. О судьбе двух человек, ранеными доставленных под усиленной охраной в больницу, ничего более не сообщается и весьма старательно замалчивается.

А третья – Яха Несерхоева, оказывается простой заложницей чеченской национальности, что, правда, ей удается доказать с помощью адвоката много дней спустя. Затем количество террористов в сообщениях Лужкова снизилось до 33 человек, потом снова возросло до 44.

Помимо этого, тихо и незаметно стали просачиваться сведения о заложниках, погибших от огнестрельных ранений, – постепенно это число выросло с одного до девяти. Главное, что определило судьбу погибших 120 человек, – это сам штурм, длившийся гораздо дольше, чем сообщали нам старательные рассказы специально подготовленных очевидцев. Не 15 минут длилась активная фаза операции, а, как минимум 40. Не в 5.30 она началась, а раньше.

Газ был замечен в 5 часов, а пущен еще ранее. В 5 часов спецназовцы уже начали проникать непосредственно в зал, а выстрелы из ДК были слышны уже в 4.30. Но помощь и эвакуация людей из зала Дома культуры начались в 6.00, а закончились в 8.00. Чтобы задохнуться, тем, кто получил слишком большую дозу наркотического газа, вполне хватило времени между 5 и 6 часами утра. У большинства погибших так честно и стоит время в справках трупоперевозчиков – 6 утра. Это время до оказания медпомощи. Спасшихся заложников на допросах обрабатывали, чтобы они, не дай Бог, не выдали именно этих деталей штурма. Их сразу задерживали в здании школы, не давая встретиться с родственниками, допрашивали, ясно давая понять, какой версии следует в дальнейшем придерживаться.

Журналист Олег Лурье ссылается на своих знакомых "альфовца" и следователя: "Нам строго запретили давать в прессу какую-либо информацию о штурме и его деталях. Вплоть до увольнения и уголовной ответственности".

К моменту штурма у Дома культуры остались лишь отдельные журналисты, они снимали негласно, как шпионы, или просто наблюдали в бинокль. Была запрещена не только прямая трансляция, но трансляция вообще.

Президент Путин произнес уничтожающие слова в адрес канала, якобы показавшего передвижение спецназа в прямом эфире и намекнул, что причиной тому, иностранное гражданство его менеджера.

Политические комментаторы предполагали, что выступление Путина и послужило причиной "наезда" на НТВ, вызова Бориса Иордана, "на ковер" и его последующего увольнения. Между тем, вопреки словам главы государства, передвижений спецназа во время перед штурмом никто не показывал, все передавали эти кадры уже после основных его событий!

Зато общественность увидела краем глаза, как бездарно шла эвакуация и оказывалась медпомощь заложникам. Но и это пытались скрыть. Об ответственности за утечку информации – тоже "вплоть до увольнения и уголовного преследования" – были предупреждены своим начальством врачи "скорой помощи", МЧС и больниц. От них требовали хранить в строгой тайне состояние поступивших пострадавших, количество тяжелых патологий, причины смерти погибших.

Пощечиной, не оставшейся незамеченной фээсбэшниками, прозвучал вопрос, заданный в газете "Версия" от 4–10 ноября 2002 года: "Зачем врать, если мы победили на Дубровке?"

Свидетель, который на допросе начинает врать и путаться в показаниях, у грамотного следователя попадает сначала в подозреваемые, а потом, возможно, и в обвиняемые – как соучастник преступления.

Наши власти, исполнительные и силовые структуры, постоянно и осознанно врут и путают общественность. Они прикрываются оперативной необходимостью, которой в описанных эпизодах и не пахло.

Постановка вопроса о соучастии властей в преступлении кажется мне правомерной. И даже если все террористы мертвы, не стоит торопиться с прекращением уголовного дела по факту массового захвата заложников в ДК на Дубровке.

Ольга Трусевич

Данный материал (информация) произведен, распространен и (или) направлен некоммерческой организацией, выполняющей функции иностранного агента, либо касается деятельности такой организации (по смыслу п. 6 ст. 2 и п. 1 ст. 24 Федерального закона от 12.01.1996 № 7-ФЗ).

Государство обязывает нас называться иностранными агентами, при этом мы уверены, что наша работа по сохранению памяти о жертвах советского террора и защите прав и свобод человека выполняется в интересах России и ее народов.

Поддержать работу «Мемориала» вы можете через donate.memo.ru.