По-моему, говорить о послевоенном восстановлении в Чечне пока преждевременно. Война не кончилась. Она просто перешла в новую, еще более опасную фазу — полупартизанскую, полутеррористическую. Такая война может затянуться на много лет, и исход ее остается неясным.

Дело главным образом в том, что вооруженное сопротивление федеральным войскам по разным причинам поддерживается значительной частью чеченского населения. Может ли в этих условиях российская власть достичь военной победы? Отвечаю: да, может. Можно ли победить народ? Да, народ можно победить. Но для этого правительству придется решиться на репрессии, жестокие и массовые, граничащие с геноцидом. Такие репрессии уже имели место. И я боюсь, что Москва готова сделать их системной частью своей стратегии. Как это отразится на внутренней политике в целом — страшно даже и подумать.

В связи с этим я хочу сказать несколько слов о проектах программы Института открытого общества «Горячие точки». Я внимательно слежу за некоторыми из этих проектов. Эффективные гуманитарные проекты на Кавказе сегодня очень нужны. Но для того, чтобы эти проекты были успешными, необходимо четко осознавать военно-политические реалии региона и не тешить себя иллюзиями о будто бы имеющем уже место конце второй чеченской войны. К счастью, известные мне проекты, да и вся стратегия программы «Горячие точки», такому условию удовлетворяют.

Но и этого мало. Если мы хотим не просто смягчить последствия катастрофы, а коренным образом изменить ситуацию, то мы должны взглянуть на чеченский кризис в еще более широком контексте. Этим контекстом является даже не путинская Россия, а все то направление, в котором двигалась страна в течение последних восьми-десяти лет. И сам Путин, и пресловутый «проект Путина», в котором стратегически важное место заняла вторая чеченская война и который с каждым днем проясняется во многих деталях, – не более чем закономерный итог этой эволюции.

Да простят меня коллеги по «круглому столу», но дальше я буду говорить не о Чечне, а о России.

Попробую изложить свои соображения в нескольких словах.

В начале 1990-х годов сильная до абсурда, но крайне неэффективная советская власть рухнула под тяжестью нерешенных общественных проблем. В каком-то смысле можно сказать, что она рухнула под собственной тяжестью. На смену ей пришла власть гораздо более слабая, но, увы, столь же неэффективная.

В это же самое время возникло и начало набирать силу гражданское общество. Правда, некоторые секторы – например, местное самоуправление – так и остались в зачаточном состоянии. Но в других областях – в первую очередь в секторе неправительственных организаций — шло бурное развитие.

Сегодня в России уже около 50 тысяч неправительственных организаций. Это немало. Многие из этих организаций вполне успешно работают.

Каждая из них эффективна в своей области деятельности. Но эффективно ли гражданское общество в целом? Боюсь, что нет. Иначе у нас не было бы второй чеченской войны, да и исход мартовских выборов, полагаю, был бы иным.

Сегодня к власти пришли люди, которые провозгласили своей стратегической задачей усиление федеральной власти. Первым шагом на этом пути стало возобновление войны на Кавказе. Вторым — консолидация властных элит вокруг федерального
центра.

Вообще-то консолидация власти и обуздание региональных баронов — вещь в самом деле необходимая и сама по себе неплохая. Но одновременно усиление власти несет в себе серьезные опасности для страны.

Опасность даже не в том, что происходит подмена понятий: вместо эффективности правительства нам говорят о силе власти. Результат этой подмены мы уже видим в кавказской политике Путина.

Но, повторяю, не это главное. Политическая власть функционирует правильно, если она находится в постоянном диалоге с обществом. Я имею в виду общество самоорганизующееся и независимое от власти, то есть гражданское общество.

Возник ли у нас такой диалог? В какую сторону он развивается? Является ли он равноправным диалогом партнеров или разговором «двух глухих»?Пока что гражданская активность неправительственных организаций никак не влияет на общий ход событий в нашей стране. Иными словами, власть в России остается независимой от общества.

И это самая главная опасность.

При слабом и неэффективном правительстве Ельцина гражданское общество, даже не играя заметной роли в общественно-политическом развитии, могло, по крайней мере, сохраняться, развиваться и набирать силу.

Если сбудется «проект Путина», то у нас будет новая, сильная, но, скорее всего, тоже неэффективная власть. Такая власть, независимо от субъективных намерений ее носителей, неизбежно тяготеет к диктатуре. В частности, она стремится уничтожить или подчинить себе все общественные структуры.

Гражданский сектор, противостоящий этой угрозе, сегодня достаточно развит структурно, но беспомощен в общественно-политическом смысле. Он не в состоянии полноценно противодействовать негативным тенденциям.

В этом смысле он тоже неэффективен. Можно ли переломить ситуацию? Можно, но только одним способом: добиться массовой поддержки населения.Сегодня многие успешные в своей области общественные организации располагают поддержкой тех клиентских или целевых групп, на которые направлена их деятельность. Это немало. Но этого недостаточно.

Гражданскому обществу, для того чтобы обеспечить консолидированную поддержку населения в диалоге с консолидированной властью, необходимо стать по-настоящему эффективным. Для этого консолидацию власти следует уравновесить общественной консолидацией. Это единственный выход не только для гражданского общества, но и для всей России.

Наверное, здесь не место и не время говорить о конкретных алгоритмах этой консолидации. Позволю себе высказать лишь два тезиса.

Во-первых, эта консолидация ни в коем случае не должна сводиться к механическому объединению или к надстраиванию над существующими структурами каких-то «супер-структур». Я вижу этот процесс не как организационное объединение, а как кооперацию разных структур вокруг тех конкретных общественных задач, в решении которых равно заинтересованы все, например вокруг правовой реформы. Или реформы военной. В этом и только в этом случае активисты гражданского общества смогут добиться поддержки и понимания населения.

Во-вторых, консолидация должна охватывать не только неправительственные организации, но и другие жизнеспособные секторы гражданского общества. Например, средний и малый бизнес. И, конечно же, она должна происходить в тесном взаимодействии с масс-медиа – это ключевой вопрос.

Мне представляется, что мы созрели для подобных «межсекторных» общественных проектов. И я надеюсь, что время еще не упущено. Если сегодняшнее сильное гражданское общество сумеет завтра стать еще и эффективным — то есть научится добиваться поддержки населения и вести равноправный диалог с сильной политической властью, – оно сумеет и влиять на эту власть, превращая ее силу в эффективность.

Думаю, что если нам удастся осуществить хотя бы часть этого проекта, то вопрос о послевоенной реконструкции Чечни станет лишь частью более широкого вопроса послекризисной реконструкции России.

С.А.Ковалев