Можно себе представить, что было бы с кем-то другим в накаленной и довольно истеричной интеллигентской московской среде 1966–1968 годов, если бы с ним случилось то, что случилось с Ильей Габаем в начале 1967 года. Значит, так: сначала человек принимает участие в очередной демонстрации в защиту арестованных «самиздатчиков». Его, естественно, арестовывают. Не его одного – еще четверых арестовали: Владимира Буковского, Евгения Кушева, Вадима Делоне, Виктора Хаустова. Все получили свой приговор: кто условный, кто, как Буковский и Хаустов, вполне реальный лагерный срок. А вот с Ильей получилась неслыханная история: его вывели на суд вместе с Хаустовым – и вдруг оправдали. «За отсутствием состава преступления» – формулировка по советским меркам фантастическая.

Случись это с кем-то иным, диссидентская Москва захлебнулась бы в слухах, сплетнях, подозрениях. Но вокруг Ильи Габая никакие сплетни и подозрения просто не могли возникнуть – такова была всем очевидная нравственная чистота этого человека.

Урок 1967 года впрок не пошел. Илья Габай – ключевая фигура в становлении правозащитного движения в 1968–1969 годы, когда оно еще не называлось правозащитным и не именовалось движением. Наверное, Наталья Горбаневская, создатель и первый редактор «самиздатского» правозащитного бюллетеня «Хроника текущих событий», напишет когда-нибудь о том, какую роль сыграли Илья и его жена Галя в создании первых выпусков «Хроники». Наверное, Юлий Ким, единственный оставшийся в живых автор обращения «К деятелям науки, культуры, искусства», обозначит место Ильи Габая в составлении этого одного из самых значительных текстов петиционной кампании 1968 года. Наверное, крымские татары не забыли о том, что вместе с Алексеем Евграфовичем Костериным и Петром Григорьевичем Григоренко сделал Габай для того, чтобы несчастная судьба этого народа стала известна в Москве и за рубежом.

На крымских татарах, похоже, и лопнуло терпение госбезопасности. В мае 1969 года Габая арестовали, этапировали в Ташкент и дали три года лагерей по крымско-татарскому делу. Его судили вместе с нынешним председателем татарского меджлиса в Крыму Мустафой Джемилевым. Кажется, «клевета», которую возвели Габай и Джемилев на советский строй, состояла в том, что при депортации в 1944 году погибло не 150 тысяч крымских татар, как утверждалось в их документах, а, по данным обвинения, всего 80 тысяч. Господи, до чего однообразна русская история!

Может быть, судьба Габая сложилась бы иначе и счастливее, если бы ему дали не три, а пять или семь лет. Он не вернулся бы в Москву летом 1972 года, когда был арестован и начал давать «откровенные показания» его ближайший друг Петр Якир. Потом прервалось издание «Хроники». Потом – новые аресты друзей и новые «откровенные показания». Публичные покаяния Якира и Красина по телевидению. В воздухе пахло нравственным поражением. Вскоре это ощущение было преодолено. Но Илья об этом уже не узнал.Он не умел и не хотел никого судить. Он умел отвечать только за свои поступки. За все ли? Вскоре после суда над Якиром и Красиным он выбросился с балкона своей квартиры на одиннадцатом этаже.

В «Хронике текущих событий», возобновленной вскоре после его гибели, был помещен некролог, в котором, в частности, говорилось: «По убеждению всех знавших его Илья Габай, с его высокой чувствительностью к чужой боли и беспощадным сознанием собственной ответственности, был олицетворением идеи морального присутствия. И даже его последний, отчаянный поступок несет в себе, вероятно, сообщение, которое его друзья обязаны понять...». Кажется, это сообщение не понято и по сей день.