Уголовный кодекс надо чтить – говаривал Остап Бендер. А вот авторы книги «Новый Уголовный кодекс в иллюстрациях Алексея Меринова» (М.,2000) обходятся с нашим УК крайне непочтительно, проиллюстрировав его карикатурами Алексея Меринова. Впрочем, не исключено, что именно иллюстрации помогут читателю запомнить статьи Уголовного кодекса, что позволит ему лучше ориентироваться в своих правах. Не случайно в качестве эпиграфа к изданию вынесены слова Станислава Ежи Леца: «Незнание закона не освобождает от ответственности. Зато знание – запросто». А посему инициативу издательства нельзя не признать крайне полезной. Будем надеяться, что вскоре на прилавках появятся и другие законы, снабженные такими же привлекательными карикатурами.

Украинский референдум по народной инициативе состоялся 16 апреля 2000 г. и уже принес свои первые плоды. Законопроекты о конституционных поправках на днях внесены президентом Украины в украинскую Верховную Раду. Превращение украинского парламента из однопалатного в двухпалатный несколько отложено, но только по процедурным причинам – так просто треть Конституции не перепишешь.

Пресса отреагировала на референдум по-разному: зависимая – победными реляциями, независимая – почти отказом служить «такому народу» в будущем. Вместо «народа» в качестве духовной цели избран новый приоритет – сознательный и автономный индивид. Но после боя кулаками не машут, политические роли кое-как сыграны, цифры получены, хотя абсолютно все – и власть, и население, и Вседержитель – знают, какой ценой.

Разумеется, во время референдума была нарушена отечественная Конституция, причем не столько в части специальных процедурных гарантий суверенного волеизъявления или внесения дополнений в основной закон (чего наиболее опасались в политически активной Европе), сколько в части подтверждения того, что достоинство человека признается у нас наивысшей социальной ценностью (как провозглашено в ст. 3). Уважать достоинство украинского человека в данном случае оказалось просто непозволительно.

Принуждение к голосованию и запугивание носили какой-то дурацкий характер: от сбора подписей в поддержку референдума врачами-госбюджетниками у пациентов до отбирания учителями-госбюджетниками портфелей у школьников. Смысл последней хитрости заключался в том, что родители могли вернуть ранцы своих чад исключительно через процедуру досрочного голосования, причем прямо по месту нахождения портфелей... Профессорам, в том числе изучавшим демократию непосредственно на Западе, велели принести справки о том, что они ходили на референдум и участвовали в празднике демократии. Потому что либеральная теория – это одно, а воля народа – другое. Профессора хоть и жаловались приватно, но открыто и по административной вертикали протестовать были не готовы. Наверное, потому, что на Западе для воспитания и закалки в духе свободы следует находиться много дольше.

Тот же, кто в своем достоинстве и правах смог дотянуть до дня «X», получил возможность свободно голосовать не только за себя, но и за свою менее активную семью. Паспортов или иных документов, удостоверяющих личность, особо не спрашивали. Сам я пришел с приятелем на его участок за полчаса до прекращения голосования, – на странице со списком избирателей было четыре подписи из возможных 25–30... Впрочем, у нас ведь и так обо всем знают. Для уверенности позвонил знакомым во Львов, как, мол, у вас. Отвечают, что и у них полное морально-политическое единство, по той же советской апробированной модели, с теми же стимулами и изобретательностью.

Государственное телевидение как-то даже мило лицемерило: председатель ЦИК с доброй миной народного если не любимца, то доброжелателя нажимал какие-то кнопки, запрашивал картинки и диаграммы на компьютерные мониторы, вежливо отвечал на вопросы участливых журналистов. Ведущий ночного телеэфира С.Набока за несколько дней до голосования признался, что лично настроен против референдума и что один из предлагаемых вопросов считает «идиотическим». За это получил «неожиданный» отпуск. Нарушения в ЦИК констатировались, но незначительные и несущественные для общих итогов. Конечно, объяви в телеэфире телефонный номер, набор которого будет означать признание в принуждении к голосованию, так цифры окажутся куда как впечатляющими. Но кто же у нас на ТВ хочет в неформальный отпуск или на пенсию?

Разумеется, в украинском информационном пространстве имеют некие аргументы те, кто говорит, что честь украинской демократии и украинского же конституционализма спас своим решением Конституционный суд. В самом деле, решение последнего несколько смягчило поддержанные президентом первоначальные погромные интенции народной инициативы. Случись обратное, у Украины не было бы ни Конституции, ни парламента, ни самого Конституционного суда. Видимо, осознавая все это, Конституционный суд изъял первый и последний («идиотический» – в терминах С.Набоки) вопросы апрельской формулы. Тем самым он не только поддержал С.Набоку, но и спас украинский конституционный строй от грозящего немедленного развала.

Справедливости ради надо заметить, что первоначальный проект решения Конституционного суда, как сообщают достаточно информированные источники, был «пронародно» экзальтированным и полностью оправдывал все поставленные вопросы.

Тем не менее, даже принудив власть вносить конституционные изменения по процедуре ст. 155 Основного Закона, Конституционный суд устами своего председателя почти сразу же заявил, что к референдуму следует относиться не как к консультативному, во что с наивным оптимизмом поверили было в ПАСЕ, а как к императивному проявлению воли народа. По крайней мере, именно эта идея, со ссылкой на В.Скомороху, была доведена до сведения населения через правительственные телеканалы.

По-видимому, даже отдаленных раскатов грома из коридоров президентской администрации оказалось достаточно, чтобы здравый смысл покинул профессиональное сознание также и научной элиты страны.

Академики и членкоры права, директора институтов и деканы юридических факультетов, кто чеканя, а кто комкая слова и отводя взгляд, бросились убеждать перед телекамерами сограждан в том, что теперь никакого голосования в парламенте уж и не надо; что Конституцию можно и должно изменить «просто так» – на основе народного полновластия, верховенства права или того и другого вместе. Наиболее мужественные и самостоятельные из них нашли в себе силы заявить, что голосование в парламенте все же необходимо, но только... голосование повинное, в полном соответствии с только что выраженной волей народа, голосование без волеизъявления.

Между тем здравый смысл и элементарная юридическая грамотность убеждают, что в отсутствии императивного мандата голосование народа не может быть всегда обязательным для парламентариев. Поскольку Конституция 1996 г. отменила императивный мандат, постольку народные депутаты из простых трансляторов народной воли превратились в ее выразителей и оформителей. Вместо прежней системы как бы «пересказа» народных интересов депутатами перед лицом власти была учреждена конституционная модель формулирования таких интересов на основе их индивидуального понимания парламентариями. Логично, что при этом институт отзыва депутатов своими избирателями был ликвидирован. Что же касается Закона Украины «О всеукраинском и местном референдумах», то он был принят в 1991 г. и потому исходил из логики Конституции Советской Украины 1978 г., в которой императивный депутатский мандат признавался и гарантировался. Поэтому несоответствие старого закона о референдуме новой Конституции Украины является не просто коллизией, а столкновением противоположных юридических парадигм. Фактически за ним проглядывает противостояние тоталитарной и либеральной демократии. Как ни досадно, но именно этого не отметили ни судьи Конституционного суда в своем решении, ни ученые в своих интервью с политическими обозревателями.

Комментируя данное обстоятельство, можно признать, что по логике новой Конституции Украины парламентарий, как и обращенный у Р.Киплинга в западную цивилизацию сын Камала, может «для спокойствия страны» и «свой разорить очаг».

Такая система, при всей ее внешней неубедительности и подозрительности, в контексте современных представлений о политической эволюции является существенно более продвинутой, чем основанная на лицемерной большевистской идеологии система прямого контроля масс над депутатами. Большее доверие всегда означает большую свободу, а последняя ведет к большей самостоятельности.

Если это принять, то очевидной становится абсурдность автоматического парламентского голосования за поправки. Впрочем, в истории данного референдума абсурдно не одно лишь это. Ведь уже в самом начале национальной политической авантюры исполнительная власть, опираясь на силовые рычаги и посттоталитарный страх населения, выдавала свою запутанную и неискреннюю инициативу за народную. Затем через целую цепь почти физических унижений она принудила народ поддержать как бы самого себя. Далее победоносной народной воле предписано сломать парламентские шейные позвонки и заодно выбить табуретку из-под Конституции.

Что же всех нас ожидает в итоге? Очевидно, что, если в Конституцию проникнет право президента распускать парламент, не сумевший сформировать большинство в течение месяца, это будет означать практически полное поглощение парламента президентом. Ведь «большинство» в данном случае просто синоним политического подчинения. После внесения изменений в Конституцию любой неприемлемый для парламентариев законопроект президента или Кабинета Министров можно будет превратить в дубинку, разгоняющую парламент не хуже, чем полицейский газ – демонстрантов. После внедрения в Конституцию нормы о «скором большинстве» достаточно предложить парламенту какой-нибудь «Закон о пользе мухоморов», чтобы тут же распустить его за неконструктивное разномыслие.

На самом деле за требованием эффективного большинства стоит неявная, но весьма твердая претензия президента к народу, чтобы тот стал более покладистым и «однородным». Ведь, в отличие от любого единоличного правителя, парламент всегда выступает политическим отражением гражданского многообразия. В этом как раз и состоит важнейший аспект весьма сложной структуры современного народного представительства. Но именно последнее обстоятельство, по-видимому, в наибольшей степени не устраивает президента и нашу консолидированную им исполнительную власть. Так или иначе, но, редуцируя идею «народного референдума» до первооснов, нельзя не прийти к незамысловатому выводу: бюрократам попросту кажется, что их все еще мало слушаются. Послушания власти должно быть существенно больше, причем послушания не просто власти, а единственно «настоящей» из них – президентской власти.

С точки зрения философии права дело выглядит таким образом, что украинской профессиональной власти, как ранее и белорусской, избегающей настоящих экономических и политических реформ, со временем стало крайне неудобно ходить в политическом костюме, сшитом по европейским и американским лекалам. Если вначале этой власти казалось, что костюм ей впору и даже красив, то со временем стало очевидным, что его покрой не дает Левиафану желаемой амплитуды вольных (самовольных) движений. Иначе говоря, фактический интеллектуальный уровень украинской исполнительной ветви оказался провальным по сравнению с уровнем, заданным собственным конституционным образцом. Власть оказалась неспособной подняться до уровня национальной Конституции и потому решила понизить этот уровень до себя. Недаром Д.Сорос отмечает, что современная демократия и открытое общество – сложная машина.

Иные скажут, что депутаты тоже не безгрешны и даже вороваты. В самом деле, украинские депутаты очень далеки от совершенства. Чего стоит одна только норма ст. 33 Закона «О статусе народных депутатов Украины», в которой говорится, что «Оплата труда народного депутата Украины осуществляется в размерах, установленных Верховной Радой Украины». Если в таких странах, как США, Великобритания и Германия, депутатское вознаграждение приблизительно равно окладу профессора престижного университета, то в Украине депутатский заработок превосходит профессорский в пять-шесть раз. Но если говорить о заработках в высших эшелонах, чем в последнее время усердно заняты украинские масс-медиа, то не мешало бы вспомнить, что заработок президента США всего лишь в два раза превосходит заработок авторитетного профессора, в то время как заработок президента Украины превосходит заработок отечественного интеллектуала примерно в 10 раз. Подобные аргументы вполне применимы и к рассуждениям о неприкосновенности. Вряд ли президент любой страны нуждается в ней больше, чем депутаты. Да и чисто математически (арифметически) президентская неприкосновенность опаснее. Ведь чтобы получить тирана, народу на президентских выборах достаточно ошибиться один раз. Коррумпированный же депутат всегда затеряется среди своих, в основном порядочных коллег. Иначе говоря, потенциальная опасность парламентария выражается дробью, в числителе которой он сам, а в знаменателе – остальная часть суммы депутатского корпуса. Политическая же опасность президентов всегда выражается целыми числами.

Конечно, кто-либо из тех, кто терпелив настолько, что дочитал до этого места, скажет, что я сгустил краски и все вышеизложенное не так уж и существенно, ибо главная проблема украинской политики, начиная с Центральной Рады, Директории, М.Грушевского, П.Скоропадского или даже С.Петлюры, в другом. Например, в том, что, хорошо зная украинскую историю, современный президент просто пытается преодолеть извечную политическую расхлябанность украинского социума. Что, идя на жертвы и даже рискуя своим международным авторитетом, он старается наставить Отечество на апробированный почти процветающими соседями путь. Ведь для многих неравнодушных уже давно очевидно, что Украине необходим гражданский Пиночет – решительный и бескомпромиссный защитник демократии и рыночных свобод. Я также уверен, что в современном политическом и – шире – интеллектуальном спектре Украины представлены фигуры, которые думают: Украина не слишком сложное государство, и для нее вовсе не необходимо путаться в политических и правовых лабиринтах западного либерализма. Недаром ведь парижанин В.Винниченко сравнивал Украину с наивной провинциалкой. И если В.Гомбрович в аргентинской эмиграции сожалел о том, что в Польше не было писателя калибра Бальзака или Достоевского, то Украине в свою очередь пристало сожалеть лишь о том, что у нее не было автора калибра В.Гомбровича. В современной украинской периодике можно легко найти и такое соображение: в отличие от Лукашенко и среднеазиатских поводырей нации, Л.Кучма стремится к укреплению не феодального социализма, а почти классического капитализма; ради этого не грех и потерпеть.

Конечно, ради хорошей цели можно терпеть и даже чем-то жертвовать. Однако перспективы быстрого и полноценного капитализма на постсоветском пространстве, как признает И.Валлерстайн, все еще весьма смутны. Вместо них для Украины гораздо более четко прорисовываются шансы стать сносной полупериферией современной западной цивилизации. Собственно говоря, никто не знает, какие амбиции нам по плечу. Но чтобы мы могли начать прилагать хотя бы какие-то обнадеживающие усилия к себе, необходимо избавиться от приложения оскорбительных усилий власти к нам. Я убежден, что стоило бы начать с обеспечения неприкосновенности достоинства все еще «потерянного украинского человека».

Всеволод Речицкий,
кандидат юридических наук,
конституционный эксперт
Харьковской правозащитной группы

 

Данный материал (информация) произведен, распространен и (или) направлен некоммерческой организацией, выполняющей функции иностранного агента, либо касается деятельности такой организации (по смыслу п. 6 ст. 2 и п. 1 ст. 24 Федерального закона от 12.01.1996 № 7-ФЗ).

Государство обязывает нас называться иностранными агентами, при этом мы уверены, что наша работа по сохранению памяти о жертвах советского террора и защите прав и свобод человека выполняется в интересах России и ее народов.

Поддержать работу «Мемориала» вы можете через donate.memo.ru.