Не спрашивай, чему посвящена экспозиция исторического музея.

Любой краеведческий музей вольно или невольно хранит память об ушедшей эпохе. Воскресить прошлое посетитель музея может только одним способом – пережив в музейных стенах причастность к истории. Простое разглядывание фотографий, фиксирующих факты террора (большевиков, фашистов, белогвардейцев, бандеровцев, красных кхмеров), еще не дает посетителю музея чувства причастности, даже если один его прадед был красноармейцем, другой служил в Добровольческой армии, а оба деда были в лагере по разные стороны колючей проволоки.

Сегодняшний музейщик, если он работает творчески, чувствует себя Одиссеем между Сциллой объективности и Харибдой дидактики. Эта дилемма будет существовать до тех пор, пока мы будем воспринимать музей как хранилище экспонатов, фиксирующих историческую эпоху, и не более того. Такие музеи существовали долго. Однако их будущее бесперспективно. Независимо от наших желаний и вкусов мы живем в эпоху информации. Когда-то Артур Миллер писал: «Существует только то, о чем пишут в газетах». Сегодня нужно добавить радио, телевидение и интернет. Все это называется масс-медиа, и музей тоже только медиум, посредник в передаче информации, но не повседневной, а исторической.

Если говорить о традиционных и новых «медиа», то надо отметить, что в них эффектность и эффективность взаимосвязаны и все менее отделимы друг от друга. Противоречие между дидактикой и стремлением к объективности можно снять лишь единственным способом – интерактивностью. Это слово не случайно стало распространенным в эпоху интернета и телефонных звонков в прямой эфир. Интерактивность – признак того, что потребитель информации может выбирать то, что для него более интересно. Музей, принципиально ориентированный на любопытного и думающего посетителя, уже не только учреждение, собирающее, описывающее и классифицирующее материал. Такой музей становится средством доступа к актуальной информации. Но если идеального посетителя музея, заинтересованного в поиске нужной ему информации, не существует, то музей должен его создать.

Можно предвидеть возражения, которые обобщенно выглядят так: история ХХ века сложна, представить ее труднее, чем историю средних веков, а материал тоталитарных эпох противоречив по определению. Не стану спорить. Но полагаю, что именно этот материал чрезвычайно продуктивен для музейщика. Проблема не в материале. Проблема только в подаче. Да не прозвучит это цинично, но тоталитарная история, наверное, особенно интересна посетителю музея. К сожалению, российские музеи не сделали того, что придумано в двух крупнейших музеях тоталитаризма – иерусалимском «Яд ва Шем» и Музее Холокоста в Вашингтоне. Там посетитель может оставить информацию о своих родственниках или знакомых, которые оказались жертвами репрессий, и материалы музея таким образом пополняются постоянно. Есть много способов разноообразить работу музея: экспозиция, построенная по правилам игры и подразумевающая возможность выбора (направо пойдешь – один вариант развития событий, налево пойдешь – другой), компьютер, который позволяет находить информацию о событиях, отраженных в музейной экспозиции, возможность посмотреть видеофильм. Наконец, зададимся простым вопросом: сколько музеев проводят в своих залах уроки истории?

Разнообразие музейной работы позволяет превратить прошлое в личную историю, иными словами, попытаться преодолеть отчуждение индивидуальной судьбы от событий государственного масштаба. Не спрашивай, чему посвящена экспозиция исторического музея, она посвящена тебе. Если, конечно, об этом позаботились сотрудники музея.