Итоги второго конкурса, выраженные в цифрах, – это, прежде всего, возросшее число работ и увеличение доли участников из сельской местности. Это, конечно, радует. Хотя, возможно, такой рост закономерен: ведь конкурс получил широкую поддержку в регионах – от педагогов, различных образовательных структур и – что сыграло немалую роль – от многих отделений Общества «Мемориал». Однако главное достижение в том, что изменились сами работы. На мой взгляд, их средний уровень повысился. Работы стали грамотнее – и по оформлению, и, самое важное, по тому, как школьники работают с материалом.

Как и в прошлом году, конкурсанты писали в основном о судьбах «простых людей» – родных, знакомых, земляков – и об истории своего края. Это естественно, поскольку школьникам доступен прежде всего именно такой материал – устная история, семейные и местные архивы. Подобные источники зачастую не изучены, не изучена история жизни не только большинства семей, но и многих деревень, церквей и т.д., либо история «оборвана» в первой половине ХХ века. Это позволяет конкурсантам почувствовать себя авторами исследования, создавшими что-то новое, открывшими никому или почти никому ранее не известные факты. Мне кажется, отсюда и заинтересованность в работе, и готовность потратить немалое время на поиск материала.

Преобладающие темы – коллективизация, войны, репрессии. О них рассказывают пожилые люди, именно они, как правило, являются респондентами. Более молодые – 40–50-летние, – видимо, менее готовы вспоминать. Именно поэтому о второй половине ХХ века сейчас пишут меньше и суше, а не только потому, что она была гораздо «спокойнее» и «благополучнее».

По сравнению с прошлым годом военная тематика существенно расширилась. Появилось много неплохих работ, посвященных малым, «неизвестным» войнам: советско-финской, афганской, чеченской, советско-китайскому конфликту на острове Даманский. Больше стало работ о судьбах военнопленных (с той и другой стороны) и остарбайтеров. В целом исследования о войне стали глубже, «полновеснее». Пристальное внимание уделяется быту человека в военных условиях – за счет устной истории, тщательного рассмотрения фронтовых дневников и писем.

Тема «Человек на войне» трудна для школьника, потому что никакая начитанность не может заменить жизненного опыта. Легко пойти по пути наименьшего сопротивления, писать о крупных полководцах (Жукове, Коневе, Ватутине) или об известных героях (Гастелло). К счастью, таких работ оказалось немного. Я говорю «к счастью», потому что в таких случаях трудно добыть новые факты и рассуждать самостоятельно, а не идти за чьим-либо мнением. Хотя и тут могут быть счастливые исключения: Вадим Билько (г. Великие Луки) собрал публикации об А.Матросове и, выявив многочисленные расхождения (несмотря на то, что многие из этих публикаций опирались на архивные материалы), смог выстроить самостоятельную концепцию.

Наличие огромной литературы о Великой Отечественной войне, пожалуй, даже усложняет работу школьника. Опыт показывает, что конкурсанты, как правило, располагают литературой, которую условно можно назвать «Государство в Великой Отечественной войне». Как связать, сопоставить историю конкретного человека и историю сражений, организации производства в тылу? Как показать в исследовании живых людей, а не «героев», мало отличающихся друг от друга?

Отчасти эта задача решается при помощи устной истории, отчасти – при сопоставлении разных источников: рассказов очевидцев, материалов краеведческих музеев, публикаций газет военной поры, исторической литературы. Сравнение разных отражений одного события или ситуации подталкивает к поиску, помогает находить нужные вопросы – что очень важно для интервью.

Замечательна работа Ирины Кобак (Санкт-Петербург). Воспоминания ветерана Великой Отечественной войны и его интервью автор сопоставляет с опубликованной литературой разных лет и дает свой комментарий, свой взгляд – на положение городского мальчика, у которого арестовали мать, на сторонников независимости на Западной Украине в 1944-м, на восприятие фронтовиками Германии, на проблему пленных (и наших, и немцев). Работа «сложена» из большого количества бытовых деталей, сюжетов, портретов людей, с которыми встречался герой. Как достижение я бы отметил то, что в работе отчетливо выделяются голоса двух людей – фронтовика и автора, чувствуется возникшее между ними понимание.

Использование такого источника – военных дневников и мемуаров – вещь сложная (и не только для школьника), поэтому результат не всегда удачен. Например, один конкурсант нашел воспоминания прадеда об Отечественной войне. По этим воспоминаниям, написанным человеком не очень грамотным, да еще и спустя 15 лет, было довольно трудно проследить боевой путь автора. Правнук обложился книгами, «погрузился» в архивные материалы – и ему удалось с максимальной точностью воссоздать боевой путь части, где служил прадед, выяснить, в каких сражениях тот участвовал, и тем самым существенно дополнить картину. Работа, без сомнения, получилась хорошая. Но при внимательном прочтении самих мемуаров (их копия была приложена) возникала иная тема: быт на войне. Воспоминания, не совсем точно отражая все перипетии боевого пути воинской части, являются между тем очень точным и интересным источником по быту фронтовиков в разные периоды войны, по психологии рядовых солдат, по взаимоотношениям между солдатами и командирами. Если бы школьник рассмотрел источник под этим углом, его работа существенно выиграла бы.

Кроме того, автору стоило обратить внимание на такой нюанс. Воспоминания прадед писал в возрасте 60 лет и озаглавил «Автобиография». Можно предположить, что начал он писать для оформления пенсии, то есть для представления в официальные учреждения. Писал явно с оглядкой на то, что можно и чего нельзя. Однако рассказ о себе явно увлек ветерана, и он описал события довольно рискованно для тех лет (1960 год). Видимо, оставшись не совсем довольным своим текстом, он в отдельной тетрадке изложил свою фронтовую биографию, гораздо искреннее и подробнее, чем в автобиографии. Эта тетрадь явно предназначалась не для посторонних глаз. Неизвестно, в каком виде автобиография была подана в государственные учреждения. Поскольку оба текста находятся в домашнем архиве, можно предположить, что автор не решился представить их в собес. Конечно, это только предположения. Но мне кажется, когда школьники сами ставят вопросы, делают предположения и выдвигают гипотезы (даже если их пока трудно документально доказать), – это существенно улучшает работу, переводит ее из фактоописательной в проблемную. Я понимаю, как труден такой подход. Но все же практика двух лет конкурса убеждает, что выделяются те исследования, в которых не «смазываются» проблемы, не обходятся противоречия в источниках, где ставятся вопросы.

Как и на прошлом конкурсе, многие работы посвящены истории родного города или деревни, своеобразию «малой родины».

Сквозная тема нашего конкурса – «Человек в истории», и мы рассчитывали, что исследователи будут рассматривать историю своего края в связи с судьбами конкретных людей. Наши ожидания вполне оправдались, большинству конкурсантов удалось справиться с этой задачей: их работы – не сухое перечисление имен, связанных с данной местностью, а рассказ о личностях. Во многом благодаря этому обстоятельству, одним из лучших признано краеведческое исследование Сергея Водяненко из Перми «История дома в судьбе его хранителя», посвященное районному музею и его хранителю. Рассказ о конкретном человеке сделал более наглядным и живым повествование о создании краеведческого музея.

Особая группа в рамках этой темы – поисковые работы. Ребята под руководством учителя ездят в экспедиции, на раскопки, восстанавливают церковь или кладбище или просто опрашивают местных старожилов. Довольно часто присланные отчеты таких поисковых отрядов представляют собой сырой материал, хотя и довольно интересный. Это во многом обусловлено и спецификой экспедиций – «практическим» краеведением. Такие работы существенно выиграли бы, если бы авторы попробовали сделать самостоятельные (пусть и предварительные) выводы, наблюдения, рассказать о том, что нового удалось установить и в чем именно эта новизна заключается. Короче, хотелось бы увидеть попытки обобщений.

При чтении работ у меня сложилось мнение (возможно, оно является субъективным), что часть конкурсантов, не рассчитав свои силы, слишком погружались в отдаленную историю. Это вполне объяснимо, ведь история многих деревень и городов уходит в глубь веков. Некоторые авторы, тщательно рассмотрев события предшествующих веков, просто не успевали «дойти» до века ХХ. Разумеется, без предыстории невозможно написать добротное краеведческое исследование. Однако пристальный интерес к ХХ веку не только отвечает предъявляемым конкурсом требованиям, но и позволит автору быть более самостоятельным, сказать что-то новое и воспользоваться уникальными возможностями, которые дает устная история.

Во многом последнее замечание относится и к работам, посвященным судьбам храмов: в них сравнительно мало говорится о ХХ веке и о людях, связанных с этими храмами. Конечно, нужно учесть судьбу православной церкви при советской власти: многие храмы были закрыты в 20-е и разрушены в 30-е годы. Восстановление началось совсем недавно – в 90-е годы. Одни источники были утрачены, другие стали труднодоступны. Все же мне хотелось бы посоветовать конкурсантам стараться рассматривать историю церквей через судьбы конкретных людей. Еще живы люди, лично знавшие и слышавшие о репрессированных священниках, есть их потомки. Многие прихожане знают и помнят историю своего храма, священников, служивших в нем. Полезны были бы и беседы с нынешним настоятелем церкви, если она действует. При общей скудости материалов об истории конкретных церквей в ХХ веке стоит тщательнее рассмотреть историю восстановления этих церквей: кто этим занимался, почему, как относились к его деятельности окружающие и т.д.

По сравнению с прошлым годом работы, посвященные религиозной теме, стали серьезнее, разнообразнее по тематике. Прислано много работ, посвященных не только православию, но и другим конфессиям: баптистам, адвентистам, католикам, меннонитам. Это тем более знаменательно, что позволяет школьникам вплотную подойти к такой важной проблеме, как «свои – чужие».

На мой взгляд, основным достоинством работ такого рода является привлечение устной истории, материалов семейных архивов, воссоздание повседневности. Это позволяет как включить в научный оборот новые факты, так и взглянуть на известные события под иным углом зрения. Может быть, именно семейная история в наибольшей степени помогает преодолеть «разрыв времен», ощутить прошлое как свое прошлое.

Темы работ по истории семьи очень разные. В одних – история четырех-шести поколений. Авторы других основное внимание уделяют небольшому периоду в жизни семьи: война, коллективизация, переезд и участие в строительстве города или поселка.

Основной опасностью, таящейся на этом пути, является чрезмерное увлечение фактонакопительством. В процессе розыска своих предков школьники отыскивают много материала, но на его анализ или хотя бы осмысленный комментарий сил и времени уже не остается. В результате такие работы превращаются в сухие «послужные списки»: когда родился, где учился, кем работал. Исчезает индивидуальность персонажей, стираются многие «частности», которые, в сущности, и позволяют показать в исследовании не историю типов («председатель колхоза», «врач», «солдат» и т.д.), а историю реально живших людей. Выбор более узкой темы нередко позволяет сделать работу содержательнее.

Выигрышнее выглядят не те работы, в которых кратко перечислена сотня предков автора, а те, где подробно прослежена судьба нескольких (иногда двух-трех) родственников: где и как они жили, во что одевались, что ели, как лечились, во что верили, что влияло на принятие ими жизненно важных решений (выбор профессии, получение образования, вступление в комсомол или КПСС и т.д.), о чем они мечтали. Так, в работе Анастасии Галки (г. Пугачев Саратовской обл.) описаны колхозы, страх, что поймают с украденной горстью зерна, оккупация, голодная послевоенная жизнь вдовы с четырьмя детьми, бараки. А ключом к пониманию того времени стала одна семейная реликвия – трофейная фотография: портрет красивой, опрятной женщины с дочерью. Автор задает вопрос: почему прабабушка, у которой муж и сын погибли на фронте, хранила фотографию немки, перевозя ее из одного барака в другой? Почему не побоялась повесить на стенку – ведь соседи знали? И приходит к выводу: это – мечта. Мечта об иной жизни – достойной, интересной, благоустроенной: «Ощущение разумной красоты обыденной жизни вдруг открыла им эта фотография».

Сказанное о работах по истории семьи относится и к работам о жизни и судьбе одного конкретного человека. Тут также играет роль «близость» этого человека к автору исследования: возможность личного общения, знакомство с домашним архивом и т.д. Часто конкурсанты выбирали своим героем «интересного» человека – известного (или не очень) писателя, художника, музыканта, не задумываясь о том, смогут ли добыть о нем новые сведения. Такие работы поверхностны, носят характер реферата (обобщения чужих публикаций). На их фоне выигрывали иные, посвященные совсем неизвестному человеку (к примеру, бабушке автора), – за счет привлечения устных свидетельств и анализа материалов семейного архива.

Хотелось бы посоветовать конкурсантам: не надо присылать текст интервью или мемуаров (какими бы интересными сами по себе они ни были) без собственного комментария. Всегда лучше, когда работа выглядит не как монолог, а как диалог, когда слышен голос автора.

Особо хотелось бы остановиться на работах о репрессиях. Они очень разнообразны: биографии людей, которых коснулись репрессии; исследования об особенностях коллективизации в конкретном регионе; история возникновения и строительства руками заключенных новых городов (Воркута, Красновишерск и др.); история лагерей, тесно переплетающаяся с историей данного региона; рассказы о преследованиях по какому-либо признаку – социальному (дворян, духовенства, кулаков, предпринимателей), национальному (немцев, финнов, калмыков; таких работ особенно много), религиозному. Лучшие работы содержат не только новые факты, но и анализ источников. В работе «Тайны дела № П-19389» из села Новый Курлак Воронежской области, получившей первую премию, рассказывается о судьбе нескольких священников, репрессированных в годы сталинского террора, и сравниваются материалы их следственного дела. Авторам удалось не только распутать клубок событий и выстроить их подлинную хронологию, но и показать механизмы функционирования репрессивной машины в годы большого террора. Работа эта важна и в том смысле, что позволила реабилитировать в глазах общества людей, которых можно было счесть доносчиками, если поверить официальным документам. Эта тема тем более актуальна, что в последнее время были рассекречены многие дела по политическим репрессиям. Методы же работы с документами такого рода только вырабатываются и, конечно, не всем известны.

Мне кажется, уже можно сказать, что тема репрессий стала составной частью исторической науки. Происходит переход от описательности публикаций 90-х годов к академическим исследованиям. В этом году увеличилось число работ, авторы которых не просто знакомы с новыми исследованиями, но и стараются использовать методологические наработки последних лет.

Изучение конкурсантами такой литературы представляется мне крайне важным, даже необходимым – без этого нельзя всерьез даже комментировать интервью, не говоря уже об изучении репрессий в отношении социальных групп или об истории спецпоселков и лагерей. Но здесь довольно остро встает проблема научного руководства – тема нова и для наставников, учителей. Неудивительно, что те, кто получал консультационную поддержку в «Мемориалах» или других научных центрах и лабораториях, в целом лучше справились с темой.

Правда, знакомство с базовой литературой еще не гарантирует высокого уровня. Несколько раз в этом году я сталкивался с работами, состоявшими на самом деле из двух частей: пересказа этой самой литературы (иногда это была компиляция одной-двух работ) и небольших интервью с репрессированными. Причем интервью (или «подходящие» фрагменты?) использовались только в качестве иллюстраций к положениям конспекта и никак не комментировались. Авторский текст фактически отсутствовал, что делало работу безличной: в ней не было ни реальных людей, ни автора. Подобное обращение с ценнейшим источником (устные свидетельства) достойно сожаления.

Примечательно, что школьники в своих работах все чаще обращаются к событиям второй половины ХХ века: новочеркасской трагедии 1962 года, инакомыслию в провинции в 1960–1970-е, неподцензурной литературе в Москве и Ленинграде и т.д. Это тем более отрадно, что тема инакомыслия в российской провинции до сих пор мало разработана. Если факты сталинских репрессий давно признаны, то многочисленные факты неприятия советской действительности в послесталинское время либо замалчиваются, либо характеризуются лишь как деятельность отдельных представителей «московской интеллигенции». Поэтому изучение повседневности в провинции эпохи «застоя» говорит об интересе старшеклассников именно к истории общества.

По сравнению с прошлым годом поступило гораздо больше работ, рассматривающих те или иные аспекты истории общества: влияние правительственных мероприятий на повседневную жизнь миллионов людей (к примеру, работа «Колхозники и рабочие Кубани в период голода и денежной реформы»), влияние идеологии на формирование общественного сознания (работа «Роль пионерской организации в формировании общественного сознания школьников в 1974–1982 годах»), изменение отношения к дисциплине в школах на протяжении целых десятилетий. Кроме того, некоторые работы поднимают такую важную и сложную тему, как технология мифотворчества в СССР.

Интереснее, конечно, те работы, в которых используются неопубликованные архивные материалы и материалы устной истории. Такое сочетание источников почти всегда оправдывает себя.

При выборе темы лучше идти от источников – от того, какой материал есть. Иногда на первых порах нельзя сказать, что в итоге окажется в руках исследователя, к чему приведет сбор информации. Не страшно, если тема работы будет сужена, изменена. Ведь оценивается и то, насколько раскрыта тема, и то, как автор распорядился полученным материалом, что он смог «выжать» из собранных документов или взятых интервью.

Одна из проблем всеобщих и «вечных» – как определить степень самостоятельности автора. С этой проблемой сталкиваются и эксперты, и жюри конкурсов, и преподаватели, и члены ученых советов. Скажу о том, что облегчало работу мне. Оценить степень самостоятельности автора легче, если:

1) видна самостоятельная исследовательская работа, ее процесс, а не только результаты: например, когда конкурсант шаг за шагом описывает свои действия, промежуточные результаты, ход своих рассуждений;

2) степень участия наставника описана подробно: где и как он помогал автору, что привнес – предложил план исследования, посоветовал (или предоставил) какой-то материал, консультировал по такому-то и такому-то сюжетам и т.д.

Опыт двух лет конкурса показал, что школьники очень неплохо справляются с исследовательской работой. На третий год решено пойти на некоторый эксперимент: рекомендовать несколько направлений исследовательской работы: «История семьи», «Человек и война», «Человек и малая родина», «Свои – чужие. Другая национальность, другая религия, другие убеждения», «Человек и власть». По большей части для нашего конкурса это направления сложившиеся. По первым трем нам присланы сотни исследований. По двум последним – меньше, но рост интереса участников к общественным проблемам в этом году по сравнению с прошлым, на мой взгляд, очевиден. Мне представляется важным, что школьники рассматривают эти проблемы через историю своей семьи и своего края, осваивая и оценивая опыт предшествующих поколений.