Школа, в которой я работаю, входит в число десяти лучших школ Москвы, в том числе по преподаванию гуманитарных дисциплин. Мы работаем не по государственным, а по авторским программам, которые составляют наши учителя. Мы не ставим целью подготовить учеников к поступлению в вузы, хотя довольно значительная их часть поступает, в частности в РГГУ. Наша задача – научить понимать историю.

Я преподаю в школе уже 10 лет, в основном – в специализированных гуманитарных классах. Это старшие классы, это одаренные дети. Встает проблема недостаточности истории фактологической или даже истории политической; необходим поиск некоторой стержневой идеи, на которую можно было бы положить преподавание истории как российской, так и мировой, связав их таким образом.

Почему недостаточно фактологической истории, я думаю, не надо объяснять. Например, изучая в курсе советской истории одни только факты, невозможно понять общественные настроения, энтузиазм городского населения в 1920–1930-х годах, равнодушное или даже одобрительное отношение людей к большому террору. Недостаточно, однако, и политической истории – сама по себе она тоже не позволяет понять смысл и причины той или иной реакции общества на ситуацию в стране. Более того, недостаточны экономические, социальные, культурные компоненты истории – потому что получается лишь некоторая мозаика. Чтобы связать это все воедино, чтобы история стала более или менее всеобъемлющей, мы с самого раннего этапа преподавания вводим понятие ментальности – как комплекса убеждений и предубеждений (осознанных, полуосознанных или вовсе неосознанных), которые аксиоматически определяют мотивацию действий, ценностные приоритеты, поведенческие ограничители и т.д.

Ментальная система эволюционирует. Понимая это, можно понять людей прошлого и избежать модернизации истории. У учащихся есть соблазн рассматривать события прошлого с современной точки зрения. При этом люди прошлого получаются либо неразвитыми, либо глупыми. Без понимания ментальных различий школьники не смогут понять не только сколько-нибудь удаленные века, но и ХХ век, советскую историю.

Мы преподаем советскую историю, основываясь на комплексном (не только политическом) понятии тоталитаризма. Мы исходим из того, что тоталитаризм является порождением не столько факта узурпации власти радикальной партией нового типа, сколько очень долгого процесса смены ментальных систем, который начался в Европе где-то в начале Нового времени, а особую значимость приобрел в XIX веке. Я говорю о процессе, известном как модернизация, «осовременивание». Один из этапов этого процесса закончился созданием такого общества, для которого тоталитаризм оказался если не естественным, то, во всяком случае, приемлемым.

С нашей точки зрения, тоталитаризм является продуктом складывания на рубеже веков массового общества, со свойственными ему ментальными чертами: крайней политизированностью, мышлением энтузиастическим, то есть личностным, склонностью к созданию харизматических культов и т.д.

О подготовительной фазе модернизации мы говорим школьникам, когда изучаем начало Нового времени в Европе – XVI век, Реформацию, капитализм. В курсе истории XIX века развиваем эту тему; начинаем с промышленного переворота, поскольку всякая фаза модернизации начинается, как мы считаем, с очередной технологической революции. Грубо говоря, мы рассматриваем процесс модернизации как смену основных характеристик традиционного аграрного общества (в котором существовала большая часть человечества на протяжении большей части своей истории) новым обществом. Это новое общество в широком смысле мы называем индустриальным. Однако в своей эволюции оно прошло несколько стадий: классическое индустриальное общество XIX века, массовое общество первой половины ХХ века и постиндустриальное общество, которое существует и по сей день.

Говоря о XIX веке, о промышленном перевороте, мы подходим к самой промышленной революции, к гибели аграрного, традиционного общества, к уничтожению значительной части аграрной экономики, сословного деления, элитарной политики, корпоративности, традиционной культуры и т.д. Мы показываем смену ментальной системы и появление совершенно новой индустриальной ментальности. Мы говорим об урбанизации, о мобильности и отказе от закрепленных социальных ролей, об анонимном обществе в больших городах.

Важнейшим фактором смены ментальности были укрупнение и концентрация производства, монополизм. Новая технологическая революция привела к стандартизации производства, а следовательно – к стандартизации потребления, информации, быта, к унификации. Этот процесс оказался еще более болезненным, чем процесс складывания индустриального общества в XIX веке. В особенности это относится к Восточной Европе, где новые явления наложились не на классическое индустриальное общество, как в Западной Европе, а на общество, во многом еще традиционно аграрное – с сословностью, корпоративностью.

Процесс смены аграрного общества обществом индустриальным очень болезнен. Показывая эту болезненность, мы неизбежно подходим к истории повседневности, которая оказывается важнейшим аспектом нашего преподавания истории. Нарушается социальность человека, оказавшегося в совершенно новых и чуждых ему условиях большого города, особенно если это вчерашний крестьянин. Социальность, как известно, проявляется на трех основных уровнях – семьи, локальной группы и, так сказать, абстрактном (национальном, политическом, религиозном). Основная социальность в аграрном и классическом индустриальном обществах проявлялась на втором уровне, но именно он был в наибольшей степени разрушен в ходе стандартизации производства, потребления, быта. Разрушение социальности на уровне локальных групп зачастую заставляло среднего человека большого города переносить основную свою социальность на третий уровень – прежде всего политический.

Основываясь на этой идее, мы можем говорить о характерной для массового общества политизации населения, о радикализации общества, об истоках революций начала ХХ века. На этом же основано и понимание тоталитаризма.

Тоталитаризм является, с нашей точки зрения, не просто террористической диктатурой, а диктатурой, основанной на массовой энтузиастической поддержке населения. Эта поддержка, в свою очередь, определяется достаточно искусственной политизацией населения через систему террора, через систему приводных ремней (то есть привязки населения к политическим проблемам даже в неполитических проявлениях жизни общества).

Таким образом, модернизационный подход позволяет связать российскую историю с историей Запада и дать ту стержневую основу, используя которую, можно рассматривать советскую историю как историю становления, развития и умирания тоталитарной системы. Это концептуальная основа нашего курса.

Чтобы помочь детям найти ответы на вопросы, непростые даже для студентов, мы пробуем сами писать для них пособия (их можно найти на сайте 57-й школы: www.sch57.msk.ru). Для девятиклассников созданы опорные конспекты, десятиклассники могут писать конспекты самостоятельно. В специализированных гуманитарных старших классах мы рекомендуем специальную литературу. Школьники учатся искать ее по тематическим каталогам в библиотеках. Уже в 9-м классе они сами выбирают темы для курсовых работ.

Мы постоянно делаем акцент на истории повседневности, на том, как политические процессы воспринимаются конкретными людьми. Используем в качестве источников фильмы, художественную литературу.

Мы рассматриваем советскую историю не отдельно от западной, а вместе с ней. Все проблемы массового общества характерны не только для России, но и для Запада. И тоталитарный режим, и соответствующая ментальность были не только в России, но и, скажем, в Германии.