Вернулся я со службы домой 20 июня 1988 года. Через два года, день в день как уходил в армию. Снял свой парадный мундирчик. Жил себе – не тужил. Волей дышал. Но вот наступил декабрь, и я получил письмо из родного полка от своего друга, сержанта Игоря Писаревского, который увольнялся из армии осенью. В письме была вырезка из газеты. В рубрике «На темы морали» вышла статья «Был в роте хиппи». Я прочел ее, и… сказать «был ошеломлен» – значит не сказать ничего. Роман ли это? Или детектив? Каким же нужно обладать талантом, чтобы такое высосать из пальца? Тогда я был разгневан, но сегодня, если бы мог, выдал бы премию за лучшую выдумку. Впрочем, судите сами.

«БЫЛ В РОТЕ ХИППИ»

Капитан Виктор Ярошук перед разговором с рядовым Лозованом думал так: «Обидеть солдата резким словом – значит надолго оттолкнуть его от себя». Замполит батальона не случайно обратил внимание на Дмитрия. Щуплый на вид, весьма посредственный специалист, Лозован пытался вести в коллективе пацифистскую пропаганду. (Признаюсь честно: пацифистом никогда не был. В системе я был сторонником крыла Джерри Рубина – йиппи (молодежное движение в США в конце 1960-х годов, соединяющее идеи хиппи и политического протеста). А Рубин не был пацифиcтом и не раз позволял себе высказывания типа: «Соединенные Штаты заслуживают того, чтобы сжечь их дотла!» – Д.Л.). Мол, он – хиппи и убежден, что войны все равно не будет, значит, и учиться воевать незачем… (Пацифистскую пропаганду проводить в армии было незачем. Солдата воевать фактически не учат. Он является дармовой рабочей силой. – Д.Л.) Немногое знал капитан об этом молодежном течении. Зародилось на Западе, кажется, в США. (Бедные замполиты! В Забайкалье «ленинки» нет. Где еще можно получить необходимую справку? Остается спрятаться за спасительным словечком «кажется». – Д.Л.) Хиппи отрицают буржуазную мораль, ведут бродячий образ жизни, ходят в рваной одежде. Вот и все. О московских хиппи Виктор вообще ничего не слышал. (И что бы он делал без меня? – Д.Л.) Правда, это его не очень смутило. Считал: уж ему-то, прошедшему Афганистан, будет о чем поговорить с солдатом. Заранее представлял, как сумеет повлиять на сознание Лозована. Но вышло все иначе. (Бедный замполит! – Д.Л.) – В нашу «систему» я пришел добровольно. А в армию меня призвали без моего согласия, – рядовой Лозован произнес это с упреком в голосе. – Но ведь служить Родине с оружием в руках – ваш долг. (От офицеров обращение на «Вы» я слышал только когда они были в гневе. Типа: «Вы поняли меня, товарищ солдат?! Мать-мать-мать! – Д.Л.) «Хочу» – «не хочу» здесь неуместно, – возразил капитан Ярошук. – Согласен, долг… Но коль я беру в руки оружие, значит, готовлюсь к насилию. А ведь все живое имеет право на жизнь… Около часа длился диалог замполита с солдатом. На каждый довод офицера Лозован выдвигал контрдовод. Они говорили словно на разных языках. Каждый стоял на своем, не желая понимать другого. Были моменты, когда офицеру хотелось прервать разговор и поставить солдата на место. Но он подавил такое желание. Ведь, «размахивая шашкой», не завоюешь доверия, а без него, считал Виктор, трудно будет повлиять на сознание Лозована. В общем, капитан убедился, что наскоком эту «крепость» не взять. Из журналов и газет офицер узнал, что хиппи зачастую близки и к анархическим взглядам, полной независимости человека от общества, непризнанию какой-либо власти. Вот почему хиппи нередко бродяжничают, употребляют спиртное, наркотики, уклоняются от общественно-полезного труда, с большой неохотой идут служить в армию. Словом, было над чем поразмыслить Виктору Ярошуку. Много полезных советов получил он от более опытных офицеров – майоров Г.Клиновского и А.Чернова. Оба они и потом помогали ему работать с солдатом. Главное, что с их помощью Виктор сумел определиться, каких ему добиваться целей в общении с Лозованом. Пытаться доказывать, что хиппи – это плохо? Естественно, ибо многие постулаты этого течения противоречат коммунистической морали, социалистическому образу жизни. Но действовать нужно было не в лоб, не нахрапом, как в первый раз, а исподволь, без нажима. Важно помочь Дмитрию развить все лучшие качества, которые у него есть, а от негативных избавиться. А главное – убедить солдата в том, что не к насилию он готовится в армии, а к защите классовых интересов рабочих и крестьян. Себя, своих родных, своей страны. Благо, был у Виктора афганский опыт. Используя его, капитан медленно, но верно завоевывал один за другим рубежи в сознании Лозована, переубеждал его.

Например, офицер предлагал подчиненному оценить такую ситуацию. Он находится в окопе, на который наступают душманы. Неужто не станет защищать себя, зная, каким зверским пыткам подвергали «воины ислама» пленных? – Наверное, стану… – ответил солдат. – Правильно, – убеждал его офицер.– Дать себя зарезать, как барашка, – это близко к абсурду. – И добавил с улыбкой: – Думаю, ни один хиппи не согласится с такой перспективой... А насчет пацифизма так скажу. Помните, как в песне? «Мы мирные люди». Но мир, как известно, сам собой не сохраняется. Именно потому наш «бронепоезд» должен не только стоять на запасном пути, но и быть готовым отстоять мир. Капитан заметил, что Лозован все чаще стал сам приходить к нему в канцелярию. Виктор чувствовал, что солдата заинтересовали его рассказы об Афганистане (про Афганистан мы никогда не говорили. Мне, конечно, было бы интересно послушать рассказы о войне, но бередить старые раны я не решался. Ведь человеку пришлось бы вспоминать, как у него на глазах умирали люди, гибли его друзья, товарищи. Просить вспоминать об этом я считал нескромным.– Д.Л.), подчиненному нравилось подискутировать с ним о прочитанных книгах, увиденных кинофильмах, о том, как идет в стране перестройка. Ярошук всегда интересовался делами Дмитрия. Лозован как-то сказал: мол, чувствует он, что не очень любят его в коллективе (Вообще-то подобный поступок – стукачество. Неудачная выдумка автора. – Д.Л.). Офицер постарался вместе с ним разобраться, почему это происходит. Да, знаний и начитанности ему хватает. Но и высокомерия, чего греха таить, тоже не занимать. Мог он, например, когда все работали, «испариться», словно иллюзионист, в самый ответственный момент. Кстати, подчеркивал капитан, в этом Лозован изменял даже правилам хиппи. Ведь они считают взаимовыручку одним из главных своих законов. И в роте, где служил Лозован, Ярошук потрудился немало. Поговорил с его командирами, сослуживцами. Посоветовал, какие позиции занимать в общении с Дмитрием. (Бедный Ярошук! Сколько же я доставил ему хлопот! – Д.Л.). Нет, ни в коем случае не отдалять от себя, а напротив – давать ему ответственные поручения, к общественной работе приобщать. И, конечно же, дать почувствовать, что здесь у него нет врагов, недоброжелателей. Есть сослуживцы, боевые товарищи. Мне, конечно, трудно рассказать обо всей работе капитана Ярошука с этим солдатом, тем более что велась она не один месяц. Трудно и утверждать, что Лозован отказался от своих прежних взглядов, привычек. Да и, как сказал мне Виктор, он сам не преследовал такой цели. Важно другое: солдат на себе прочувствовал, кроме мира грез и иллюзий, мира апатии и безразличия, куда хиппи попадают путем медитации (вот уж чем не занимался, тем не занимался! – Д.Л.) и отрешения от всего, есть другой, реальный мир, населенный нормальными людьми, которые могут прийти тебе на помощь. И он, Дмитрий, может и должен занять здесь свое место. Еще капитан Ярошук рассказывал, что перед увольнением в запас Лозован как солдат почти не отличался от своих сослуживцев (нивелировка прошла успешно. – Д.Л.). Так же усердно работал в нарядах, нес службу в караулах, действовал на занятиях по тактической подготовке… А уезжая домой, сказал замполиту: – Спасибо, товарищ капитан. Здорово вы мне мозги-то «прочистили»… Наука. (Чистый блеф! Я действительно хотел перед отъездом проститься с Ярошуком, но… не застал его дома. – Д.Л.) Капитан А.Куц (газета Забайкальского военного округа «На боевом посту» от 27.11.1988 года)

Прочитав эту заметку, я в гневе написал заявление и помчался в военную прокуратуру. Не разбираясь в тонкостях юриспруденции, я собирался судиться с этой газетой. Но судиться не пришлось. Помню, пришел я в прокуратуру, сел в коридоре, ожидая приема. В кабинете у военного прокурора мать погибшего (не на войне) солдата кричала: «За что сына убили? Сын страдал, умирая…» А прокурор ей в ответ: «Что вы здесь разорались? Выйдите отсюда и там орите!» Та и ушла ни с чем. Но вот настала моя очередь. Я зашел в кабинет, положил заявление вместе со статьей. Прокурор мне задал только один вопрос: «А с Вами никто не разговаривал?» Я покачал головой и после обещаний разобраться ушел. Спустя две недели из ЗабВО пришла статья, опровергающая предыдущую. К сожалению, она утрачена. А капитана Куца, оказывается, услали служить в другой округ. Да! Боялись тогда Москву. Самое «прикольное» в том, что газета «На боевом посту» в каждом округе местная. Думали, раз я в Москве, то ничего не узнаю, все будет шито-крыто. Сотрудники забайкальской газеты, наверное, до сих пор ломают голову, как она ко мне попала. Хотели, понимаешь ли, «политпросвет» провернуть, научить, как из разгильдяя человека сделать, да обмишурились. Читая эту статью 12 лет спустя, я смеюсь. Смешной текст, язык, формулировки. Но когда-то от подобных формулировок зависела судьба человека. Было чем пугать людей. О своей хипповской жизни на гражданке я частенько рассказывал в части. Особенно своим друзьям из отдельного взвода связи. Соберемся, бывало, ночью в каптерке, заварим чайку, закурим «Астры» и начнем рассказывать о житье-бытье. Друзья мои – родом из провинции. Интересно им было послушать про московскую жизнь. У них в городах и деревнях про хиппи и панков слыхом не слыхивали. Да и ненормально это по их меркам. Вот и шли у нас до утра дискуссии. Но… стали поступать сигналы. Первый раз, помню, подходит ко мне земляк Костя Викторов (внук знаменитого прокурора Бориса Викторова, реабилитировавшего осужденных по делу Тухачевского) и говорит: «Вызывал меня особист и спрашивал, правду ли говорят, что Лозован на гражданке хиппи был?» Признаться, не придал я тогда этому значения. Но однажды по весне приезжаю я из командировки, а друг мой из взвода связи Сашка Прокашев шепчет мне: «Дима, нас из-за тебя таскают. Угрожают, что дембель сорвется». К счастью, все домой уехали вовремя. Вспоминаю весь этот абсурд и смеюсь. Посмейся и ты со мной, читатель. Пострадал ли я от коммунистов? О да! Слушай, как дело было. Отслужив год, решил я подать заявление в Ярославскую школу прапорщиков финансовой службы. Образование у меня в то время было петеушное, профессии фактически никакой. Захотел сделать подарок маме – стать бухгалтером. Благо и школа была со свободным распределением. Думал: выучусь, устроюсь бухгалтером в свой родной военкомат и буду ходить себе на работу, только в форме. Собрал я уже все документы, готовили меня к отправке, но в день отъезда выходит какой-то майор из секретной части и говорит: «Лозован, ты не едешь. Иди к замполиту полка».

Так, вместо поездки в славный город Ярославль ходил я неделю к замполиту полка майору Клиновскому и писал «мемуары» о том, чем занимался на гражданке. Майор Клиновский по поводу моих записей предварительно заявил, что они ему нужны для чтения лекций. Чтобы сподручней писалось, даже курить у себя в кабинете разрешал. И целую неделю вызывал к себе по селектору. «Деды» уж с опаской стали поглядывать на меня: думали, что стучу. Еще бы! Вдруг дембель сорвется. Никак не могли понять, зачем САМ замполит полка каждый день вызывает.Ну, стало быть, ходил я, ходил. Пока писал, майор Клиновский иногда засыпал. И умудрялся спать с одним открытым глазом и громко храпеть. А я под его храп вспоминал о тусовках на Гоголевском бульваре, о музыке, которую слушали, о песнях, которые пели, о том, как брали Гребенщикова на квартире у одного из хипов. Не обошел я вниманием и кришнаитов. И надо же: обмолвился, что к нам на тусовку приходили два англичанина. Проходит некоторое время, и меня вновь по селектору вызывают в штаб полка. Оказывается, на сей раз ко мне приехал особист, аж из самого штаба округа! Был он в звании майора, фамилии не помню. Выделили нам отдельную комнату. Признаться, я был ошарашен и поначалу не знал, как себя вести. Майор был вежлив, не кричал и не топал ногами. Я потом долго удивлялся: отчего это лощеных, никому не хамящих особистов так все боятся? Произошла забавная сцена. Только мы познакомились, в комнату тихонько вошел майор из управления полка. – Ты что хотел? – спокойно спросил его особист. – Да вот, – как-то виновато указал рукой на журнальный столик майор, – хотел журнал «Коммунист вооруженных сил» забрать. – Ладно, – также спокойно ответил особист, – только, пожалуйста, дверь потом закрой поплотнее. Майор быстро прошмыгнул к столику, схватил журнал и пулей вылетел из комнаты, хлопнув дверью.

Особист сказал, что читал мои показания, написанные у майора Клиновского, и обратил внимание на то место, где говорится о двух англичанах. Он стал убеждать меня, что это были агенты ЦРУ, специально заброшенные в нашу страну, чтобы развращать советскую молодежь. Не знаю, так ли это. Мне они показались очень милыми ребятами. Естественно, я не стал делиться своими впечатлениями с особистом. Вообще, я сидел как на иголках, хотел курить и только порой головой кивал, как болванчик. Ну, а что бы вы хотели? Дело в том, что интуитивно я чувствовал свою правоту, но фактов, чтобы опровергнуть оппонента, у меня не было. Например, особист задавал такие вопросы: «Вот вы – хиппи, против войны, боретесь за мир. Но коммунистическая партия тоже борется за мир! Почему же молодежь идет к вам, а не к нам?» Как тут отвечать? Время было еще советское – информации никакой. Я ничего не знал ни о красном терроре, ни о ГУЛАГе, а уж тем более о диссидентах. И хиппи-то стал совсем не из антисоветских побуждений. Просто жизнь в «совке» была серая и воспринималась вся в тонах черно-белых советских фильмов 60-х годов. А так хотелось вырваться из этой серости, уйти не в какую-то там «нирвану», а в какой-то более интересный, чем этот, мир. И неважно, как он называется: советский, несоветский. Но как это все объяснить особисту? Я только пожимал плечами, но особист меня выручил. Помолчав минуту, он задумчиво произнес: «Наверное, запретный плод всегда сладок?» Я поспешил согласиться. Потом особист достал учебник «Марксистская этика» и стал настойчиво убеждать меня взять эту книгу в полковой библиотеке. По его словам, в ней я мог найти ответы на все вопросы. Я действительно потом взял эту книгу в библиотеке, но нашел ее скучной. Не помню, сколько времени длился наш диалог. Особисту казалось, что ему удается переубедить меня. А я его не разочаровывал. Он даже начал учить меня науке убеждать. «Нужно, – говорит, – сначала людей ошеломить, потом заинтересовать, а уж затем воспитывать и обучать!» В доказательство своей теории рассказал анекдот, как учитель географии пришел в хулиганский класс (читатель, наверное, знает этот анекдот, не стану его воспроизводить…) «А что такое глобус?» – спросили дети. «А вот с этого мы и начнем!» – Ты чувствуешь, Дмитрий? – подвел итог особист, – он их сначала ошеломил. Потом заинтересовал. И только тогда начал воспитывать и обучать! Как говорится, «а я кивал». Но, развлекая меня, мой собеседник не забывал о своих обязанностях. В процессе моей «перековки» он неожиданно спросил, не желаю ли я выступить с трибуны в прессе с заявлением к неформальной молодежи, чтобы она покидала свои ряды. Я отказался, заявив, что в политику не лезу. К моему счастью, особист не настаивал. На прощанье он обещал встретиться со мной еще и, пожимая мне руку, попросил к следующей встрече собрать ему материалы о кришнаитах. Но мы с ним больше не виделись. Я вернулся в часть, и больше меня не тревожили. Так я и не стал прапорщиком финансовой службы. Напоследок хочу вспомнить капитана Ярошука. Как я узнал в 1990 году, Виктор Николаевич получил звание майора, поехал в отпуск, но по дороге на радостях напился и в поезде избил двух (!) милиционеров, за что был уволен в запас. Вот тебе и «на темы морали»! Но все-таки хочется добрым словом вспомнить капитана: зла-то он мне никакого не делал. А то, что стал героем этой статьи, так он, как и большинство из нас, был частью той системы, ушедшей в прошлое, выполнял социальный заказ по долгу службы. О его честности и порядочности говорит тот факт, что он впоследствии опроверг все домыслы и вымыслы, напечатанные в той статье.

Дмитрий Лозован (Ритус), сотрудник библиотеки НИПЦ «Мемориал» (Москва)