Александр Черкасов, член Правления Международного «Мемориала», член Совета ПЦ «Мемориал»

Многие стороны этой проблемы («Армия и права граждан как военнослужащих», «… и права граждан как призывников», «… и права граждан как мирного населения») определяются одним вопросом: гражданин должен быть солдатом или солдат должен быть гражданином. (В сущности, это частный случай вопроса об отношениях гражданина и государства – кто первичен?). История дает нам немало примеров различных форм взаимоотношений гражданина и государства. В каком-нибудь африканском или индейском племени полными правами обладает только «солдат» – мальчиков посвящают в воины. Кто не стал воином, вполне мог стать обедом воина. В античных демократиях, в республиканском Риме для гражданина этот вопрос также не стоял: гражданин был легионером, и наоборот. Гражданская доблесть не отделялась от доблести воинской. Кто не был воином – становился рабом. Впрочем, «недемократическая» модель общества, где наряду с ополчением была княжеская (царская) гвардия, «хелефеи и фелефеи», не означала «беззаконность» армии. Во-первых, нередко это были договорные отношения между общиной и дружиной. Во-вторых, первый известный диспут о «праве войны» ставит демократию в невыгодное положение. Известный эпизод, когда пришедших просить «земли и воды» персидских послов спартанцы покидали в колодец, имеет продолжение. Спартанцы отправили к Дарию своих послов в обмен – дескать, не боимся: «мы вашего посла съели – ну так вы съешьте нашего». Но Дарий убивать послов не стал, заметив, что тогда он стал бы на одну доску со спартанцами и утратил бы право их судить. В средневековье независимость феодала, или позднее – положение дворянина, определялось силой его дружины или воинскими успехами. Доблесть также была исключительно воинская («себе – чести, а князю – славы»), но генезис ее был принципиально иным. Путь от живущей «по понятиям» банды, «крышующей» туземцев путем «полюдья» (по-нашему – рэкета), до дворянского либо самурайского кодекса чести, казалось бы, долог – но и для урок, и для «благородных донов» граждане остаются фраерами, лохами и простолюдинами.

Но везде «государева» (или государственная) служба была прежде всего военной, а государственный деятель – прежде всего полководцем. Заметим, что подобное отождествление возможно только в условиях войны «всех против всех». Если армия выполняет не карательные функции по всей территории страны, но защитные по границам, то чем более она успешна, тем менее нужна. Экспансия раздвигает границы, война идет уже где-то в колониях, но... рано или поздно, по мере укрупнения государств, армия не может не стать из целого – частью, и тут у подданных появлялся выбор: служить ли и как служить? Подданный становится гражданином, а гражданин отделяется от солдата. Массовые мобилизационные армии двадцатого века кажутся последним рецидивом смертоносной болезни, хотя… Сваливать все беды российской армии на эту застарелую болезнь: «Народ и армия едины» – было бы неверно. Ведь и сегодня сохранился (кажется, только один!) архаический анклав, где гражданин должен быть солдатом, – Израиль. Ее массовый и мобилизационный характер не мешает поддержанию вполне «демократических» отношений с обществом – общество и армия в Израиле действительно очень сильно связаны. Граница всегда рядом – и в армию идут служить прежде всего потому, что родину надо защищать и есть от кого защищать (кроме того, многие репатрианты, приезжающие в страну, не имеют социальных связей и заводят их именно в армии, причем на всю жизнь...). В результате, как минимум, отсутствуют массовые нарушения прав человека со стороны армии по отношению к собственным гражданам. В России подобной связи армии и общества нет: общество не осознает необходимости такой консолидации с армией, армия же занимается не отражением внешней агрессии, а самовоспроизводством.

Военно-промышленный комплекс жив, хотя «мировая революция» не состоялась, а «холодная война» проиграна. Кроме того: кто сказал, что враг – за границей? Всегда ведь есть еще и «внутренняя функция», карательная. Еще победоносный Суворов большую часть своих викторий одерживал в пределах империи. Ермолов прославился более не в боях с французами, а в усмирении горцев. Тухачевский не смог двинуть революцию в Европу – но тамбовских крестьян истреблял вполне успешно. Наконец, воспитательная роль армии, где «из тебя сделают человека» (как «труд сделал из обезьяны коммуниста»), оказалась едва ли не важнейшей.

Этот трехглавый дракон – симбиоз паразитического ВПК, карательной машины и фабрики «настоящих людей» – до сих пор жив. Но… жив ли – или это нежить? – И еще одно немаловажное обстоятельство – бесправие самих «государевых людей». Армия, по сути, не является корпорацией; не заботится о «своих» – пропавших, пленных, раненых, отставниках, семьях погибших. Все правильно: солдат – выше гражданина, значит, – не гражданин и гражданских прав не имеет. Кажется, все эти пороки могут быть преодолены, если солдат станет прежде всего гражданином, – взять хоть бывшую ГДР или тот же Израиль. В России сложилась парадоксальная ситуация. Отсутствует дискуссия на эти темы – как в средствах массовой информации, так и в политической среде, – но появилась возможность прямых контактов со структурами исполнительной власти. И оказалось, что эта прямая связь структур гражданского общества с властью иногда дает позитивные результаты. Так, идут переговоры о действиях армии в зоне вооруженных конфликтов. На бумаге кое-что получается (о приказе командующего объединенной группировкой войск (сил) в Чеченской Республике № 80 подробнее см. на сайтах Общества «Мемориал»: http://www.memo.ru /hr/ hotpoints/ northkavkaz.htm и www.kavkaz.memo.ru – Примеч. ред.), но реализации мы не видим – приказы игнорируются. СМИ и общественные организации должны подключать те органы, которые по определению должны контролировать ситуацию, т.е. гражданскую и военную прокуратуры. Наше взаимодействие с властными структурами могло им помочь в выполнении их задач… Но хотят ли они сами? Деятельность ПЦ «Мемориал», – только часть общей работы многих организаций по обеспечению обратной связи между государством и обществом. До недавнего времени мы работали по двум направлениям: защита прав мирного населения в зоне вооруженных конфликтов и защита прав военнослужащих. Не надо думать, что сегодня мы занимаемся первым, потому что вторым заниматься не хотим. В 1995 году «Мемориал» и группа Ковалева первыми привезли списки пленных солдат из Грозного: государство «своих» бросило, и правозащитники занялись спасением их жизней. Но одновременно предметом нашего внимания были и преступления военнослужащих: мы работали сразу в двух направлениях, и то, что теперь мы занимаемся исключительно нарушениями прав мирного населения со стороны военных, – не наш выбор. Перелом в отношениях армии и общества произошел осенью 1999 года. Еще в августе журналисты работали в Дагестане в расположении войск и писали восторженные репортажи. А когда они создали «положительный образ» армии, оказалось, что они больше не нужны. Тогда же произошел перелом и в действиях армии: пока военные считали, что они находятся на «своей» территории, они вели себя корректно по отношению к местному населению. Но как только выяснялось, что эта территория отчасти чужая (например, село Карамахи в Дагестане), поведение военных резко изменилось ... Но этого журналистам уже не показали. И теперь, к сожалению, влияние на власть даже через зарубежные СМИ оказывается более действенным, чем через отечественные. Чтобы возникла и работала обратная связь между обществом и государством, необходимо экспертное сообщество, объединяющее и журналистов, и общественные организации, и открытые для общения структуры в «силовых» ведомствах.

Ответственность за такое объединение лежит, наверное, на общественных организациях. Как показывает опыт, именно сейчас можно ставить такие задачи и формировать экспертное сообщество. Еще одна проблема – работа с журналистами: некоторые элементарные факты и цифры приводятся ими некритически (подробнее об этом см. статью Л.Вахниной «Арифметика по-генеральски». – Примеч. ред.). Информационный обмен и выработка мнений в экспертном сообществе – это то, с чего следует начинать. Когда нет возможности влиять на ситуацию, нужно ее хотя бы обсуждать, вырабатывать свое мнение, пытаться обнародовать свою точку зрения.

14 апреля 2000 года