СЫН ЗА ОТЦА
Самый известный заложник за всю историю Кавказской войны – Джемалэддин, сын Шамиля, отданный им в аманаты.
) |
| Сын Шамиля. (журнал "Родина", 2000, № 1-2) |
Мальчик сначала был отдан в Царскосельский корпус для малолетних сирот, а в 1841-м, по достижении десятилетнего возраста, его перевели в Первый петербургский кадетский корпус, любимый корпус государя. Сын злейшего врага России воспитывался там бок о бок с отпрысками императорской фамилии. Николай I решил сделать из Джемалэддина блестящего российского офицера. То был испытанный прием национальной политики и одновременно жестокая насмешка над Шамилем.
<...> В 1854-м в ходе набега на Кахетию Гази-Магомед заглянул в знаменитое имение Цинандали – вотчину знатнейшего грузинского рода князей Чавчавадзе. Самого хозяина дома не оказалось.
|
Любопытен отрывок из "Истории Пугачева", составленной А.С.Пушкиным на основе изученных им документов, относящихся к периоду пугачевского бунта. Это еще один пример широко распространенной практики использования заложничества. А.С.Пушкин
Слух о самозванце быстро распространялся. Еще с Будоринского форпоста Пугачев писал к киргиз-кайсакскому хану, именуя себя государем Петром III и требуя от него сына в заложники и ста человек вспомогательного войска. Нурали-хан подъезжал к Яицкому городку под видом переговоров с начальством, коему предлагал он свои услуги. Его благодарили и отвечали, что надеются управиться с мятежниками без его помощи. Хан послал оренбургскому губернатору татарское письмо самозванца с первым известием о его появлении. "Мы, люди, живущие на степях, – писал Нурали к губернатору, – не знаем, кто сей, разъезжающий по берегу: обманщик ли или настоящий государь? Посланный от нас воротился, объявив, что того разведать не мог, а что борода у того человека русая". При сем, пользуясь обстоятельствами, хан требовал от губернатора возвращения аманатов, отогнанного скота и выдачи бежавших из орды рабов. Рейнсдорп спешил отвечать, что кончина императора Петра III известна всему свету; что сам он видел государя во гробе и целовал его мертвую руку. Он увещевал хана, в случае побега самозванца в киргизские степи, выдать его правительству, обещая за то милость императрицы. Прошения хана были исполнены. Между тем Нурали вошел в дружеские сношения с самозванцем, не переставая уверять Рейнсдорпа в своем усердии к императрице, а киргизцы стали готовиться к набегам. |
)
Вскоре к государю в Петербург уже мчался фельдъегерь, неся прошение: "Жена и четверо детей моих в плену у горцев. Осмеливаюсь всеподданнейше умолять Ваше Величество воззреть на несчастье моего семейства. Князь Чавчавадзе".
Не вызволить семью Чавчавадзе значило подорвать доверие к престолу у всей грузинской аристократии. Но выкуп, требуемый Шамилем за пленников, царь посчитал непомерным – миллион рублей серебром. (По современным меркам это примерно три с половиной миллиона долларов.) Стороны начали торговаться. Тем временем Джемалэддин, старший сын Шамиля, успешно окончил кадетский корпус и был произведен в поручики. Молодой, подающий надежды офицер был на прекрасном счету в своем уланском полку, блистал образованностью и манерами в компаниях, пленял горской внешностью петербургских барышень. Изрядно подзабывший родной язык, воспитанный в духе преданности государю, поручик не придавал большого значения собственному прошлому. Царь добился своего – отнял у Шамиля сына красивым и изощренным способом. Он завоевал душу Джемалэддина. А сердце, сердце свое 23-летний офицер отдал очаровательной девице Елизавете Олениной, внучке президента Российской Академии художеств. Она называла его "Джамми, мой милый Джамми...". Уже все было готово к свадьбе, как вдруг влюбленные узнали – торг по поводу семьи Чавчавадзе окончен. Шамиль меняет пленников на полтора десятка своих сподвижников, сидящих в русских тюрьмах. Кроме того, царь платит имаму 40 тысяч серебром и... возвращает сына. В марте 1855-го сделка состоялась. На карьере и свадьбе Джемалэддина был поставлен крест. Вскоре окажется, что крест был поставлен и на самой его жизни... <...> Дважды преданный, сначала отцом, потом русским царем, он оказался между двумя цивилизациями, как между двумя жерновами. По возвращении своем на Кавказ Джемалэддин отказался воевать с русскими и впал в глубочайшую депрессию, следствием которой стала скоротечная чахотка. Он доживал свои дни затворником в высокогорном селении Карата, на границе Чечни и Дагестана.