Наше молчание обернулось против нас
В 1999 году на территори Чечни началась война. Эта война стала важнейшим электоральным фактором в предвыборной кампании 2000 года и в какой-то степени повлияла на все события минувшего пятилетия. Эхо войны в форме террористических актов докатилось до многих городов России. О том, как изменялась ситуация в Чечне на протяжении последних пяти лет, в интервью ИБ "Мемориал" рассказывают Александр Черкасов (А.Ч.), Член Совета Правозащитного центра "Мемориал", и Екатерина Сокирянская (Е.С.), сотрудница представительства Правозащитного центра "Мемориал" в Назрани (Ингушетия)
Повинен в преступлениях против Бога, короны и спокойствия
Как изменилась ситуация в Чечне за последний год? Некоторое время назад в документах ПЦ появилась информация об изменении стиля действий федеральных сил, методов карательных операций: стало меньше "зачисток", но все больше людей "исчезает" после визитов "неизвестных в камуфляжной форме".
А.Ч. "Зачисток" стало меньше, сократилось количество контактов военных и населения.
Во время "зачисток" для того, чтобы кого-то арестовать, блокировалось все село и "фильтровалось" едва ли не все мужское население. Задержанных подвергали пыткам. Но вовсе не гуманизация российских силовых структур стала причиной изменения репрессивной политики.
"Зачистки" имеют смысл, когда, во-первых, неизвестно, кого вы хотите арестовать. А во-вторых, зачистки проводились, когда командование понимало, что, если войти в село малыми силами, то вошедших могут уничтожить.
Если у вас уже имеется агентура и вы знаете, кого хотите арестовать, и если масштаб предшествующих репрессий был таков, что село в целом не будет протестовать против "изъятия" конкретного человека, —тогда вы можете не поднимать целую воинскую часть для блокирования села, и не идти в село огромной колонной. Кстати, о передвижении воинских колонн боевиков предупреждают, и они успевают скрыться. Гораздо эффективнее явиться ночью в конкретный дом и по наводке "стукача" изъять конкретного человека.
Разумеется, говорить о гуманизации методов силовых структур не приходится, это просто иная технология репрессий.
Но принципиально неизбирательная работа силовых структур продолжается.
За первые 9 месяцев второй чеченской войны — оценка Human rights watch — 6500–10500 погибших от неизбирательного ведения огня. Но если мы возьмем последующие 4 года, то (по оценке, сделанной на основе экстраполяции данных нашей хроники насилия) примерно от 5 до 10 тысяч человек погибло. Это не жертвы неизбирательного применения огня, это жертвы насилия при "зачистках", при "адресных операциях". Число жертв полицейских операций после официального окончания боевых действий примерно равно числу погибших от неизбирательного ведения огня. При этом официальных, государственных оценок числа жертв конфликта среди мирного населения просто нет. Заметим, что приведенная оценка не включает пропавших без вести. Два года назад официальная оценка числа исчезнувших была более 2 800 человек. Возможно, теперь их на самом деле до 5 тысяч. С
Cистема эта, в целом находящаяся вне закона, вполне сравнима с советской, сталинской тоталитарной репрессивной машиной.
Сколько человек "исчезло" в Чечне, точно никто не знает. По сведениям российской прокуратуры, более 1600 человек, а согласно данным Комиссии по розыску пропавших без вести при правительстве Чечни, свыше 2800 1. То есть 46 исчезнувших на 10 000 жителей — больше, чем в Советском Союзе в годы "большого террора"2.
Мотивы спецслужб при задержании людей часто непостижимы.
То есть главной причиной задержаний и "исчезновений" являются коммерческие интересы работников соответствующих служб?
А.Ч. Почему коммерческие? Нет, мотивация этих задержаний отнюдь не коммерческая. Конечно, в отдельных случаях людей могут захватывать просто для получения выкупа, но в основном их задерживают, руководствуясь примерно теми же соображениями, по которым арестовывали людей в 1937 году. "На такого-то гражданина есть компрометирующий материал; мы его разрабатываем; он изображен на одной фотографии с кем-то из боевиков или другим "нехорошим человеком". Человек, с которым он изображен, мог стать боевиком через год, 2 или 5 после совместной съемки; фотографии уже лет 10, но все равно ведется "разработка" в этом направлении, арестовывают людей, изображенных на фотографии.
Двоих мужчин увезли на бэтээрах, держали неизвестно где десять дней, все это время их глаза были завязаны или заклеены скотчем. Сейчас они стараются держаться бодро, как подобает чеченскому мужчине в разговоре с незнакомцем. Но я-то знаю: у одного поломаны нога и ребра, осколок ребра ушел в легкое, а у другого гноятся отмороженные мягкие ткани ног и запястья под наручниками. Родственники и правозащитники подняли шум, и – редкий случай! – пару раз в незаконную тюрьму пытался пробиться прокурор. Такие "тюрьмы" в расположении войск – вопиющее нарушение закона, который предписывает передавать задержанных в органы МВД в течение трех часов. До застенка не допустили, но люди не исчезли совсем – и на том спасибо... Были бы хоть в чем-то уличены – кто бы их отпустил?
Или – другой случай: Два брата с окраины Грозного. Редкая удача – родственники проследили маршрут их похитителей: через 300-й КПП на Ханкалу. Обращались всюду, подняли шум. Со второй попытки прокурор пробился-таки на Ханкалу. Нашел там "Ниву" одного из братьев, которую прихватили похитители. Наконец соседи "исчезнувших" перекрыли трассу у Ханкалы. Вечером братьев – битых и пытаных, в шоковом состоянии, но живых – выбросили у дороги 3...
Такова бюрократическая логика застенка, логика Веселой башни имени дона Рэбы: "обвиняется и повинен в преступлениях против Бога, короны и спокойствия". Осмысленность этих действий, мягко говоря, сомнительна.
Вместо осознанной работы против террористов идет борьба с "троцкистско-зиновьевским блоком". В результате террор скорее подпитывается, чем пресекается. Такое вот впечатление остается от стиля этой работы. К тайнам этой канцелярии мы, разумеется, не допущены.
Но в материалах Правозащитного центра, фрагменты которых мы печатали, приводятся свидетельства, что силовики постоянно требовали выкупа от тех, кто хотел избежать задержания или за освобождение уже задержанных.
А.Ч. Выкуп арестованных существует и сейчас. Мы обнародовали статистические данные о задержаниях.
По далеко не полным данным "Мемориала", из 477 похищенных [2003 году] были освобождены или выкуплены 155 человек, найдены убитыми 49, исчезли – 273 человека. В прошедшем январе из 33 похищенных освобождены 14, найдено одно тело4.
В 2004 году в Чечне также исчезло более 400 человек.
"Коммерческих" задержаний, возможно, стало меньше (а может быть, и нет). Не нужно сводить причины арестов к коммерции; торговля людьми – это отвратительные, но "издержки"; коррупцион-ная, паразитическая составляющая государственной политики, точно так же как мародерство или поборы на блок-постах. Суть войны – спланированные и сознательные действия государства методами террора в ответ на реальный террор.
Взрыв в вагоне метро 6 февраля стал для москвичей полной неожиданностью.
Почему? Ведь, казалось, здравый смысл подсказывал: после захвата заложников на Дубровке, взрывов в Тушино, на Тверской-Ямской и на Манежной повторение чего-то подобного в Москве более чем вероятно.
Все равно не ждали. Может быть, потому, что в метро гибли самые что ни на есть простые люди, а на мюзиклы и концерты ходят "богатенькие". Подлая мысль, но... ведь точно так же думают о "зажравшихся москвичах" многие наши соотечественники.
В метро ехали такие же обыкновенные люди, как и в электричке, взорванной 5 декабря в Ессентуках – там тоже погибли более пятидесяти человек. Но тут в восприятии уже сказался "московский сепаратизм" – это все далеко, у них, на Кавказе...
Правда, в сентябре 1999-го, когда именно "простые люди" гибли в жилых домах Буйнакска, Москвы и Волгодонска, можно было понять: бедные и богатые, вне зависимости от этнической принадлежности и места жительства – и каждый из нас может стать мишенью террориста.
Вот только жаль, что тогда, осенью 1999-го, российское общество отказалось включить в это "вместе" живущих в Чечне. Ощутить их людьми. По сути, такими же жертвами террора5.
Государство скверное, и террористы не лучше.
 |
| Количество похищений и исчезновений не исчерпывается этими цифрами. "Мемориал" в состоянии охватить своим мониторингом лишь ограниченную часть республики, примерно 25-30 % ее территории. Остальные регионы, в их числе и горные, остаются недоступными. По оценкам ПЦ "Мемориал" общее количество преступлений против гражданских лиц на территории Чеченской Республике может быть в 3-4 раза выше ... В 2004 году в Чечне также исчезло более 400 человек |
Жизнь, поведение гражданина в такой ситуации – вызов, ответа на который пока нет.
Следовательно, все зачистки, задержания, исчезновения происходят не просто по попустительству властей, это целенаправленная государственная политика?
А.Ч. Да, это так. В статье "Неофициальная тюремная система в Чеченской республике" (см. ссылку 8) показано, как, продираясь сквозь версию о неизбирательности всех этих действий, о том, что это чьи-то злоупотребления, в конце концов приходишь к выводу, что система государственного террора работает с четкостью часового механизма.
До конца 1999 г. еще был возможен сколько-нибудь "индивидуальный" подход к задержанным, но затем массовость задержаний превысила скромные возможности следствия. И хотя зимой 2000 г. федеральными силовыми структурами были задержаны сотни участников вооруженных формирований ЧРИ (в феврале — в с. Алхан-Кала, в марте — в с. Комсомольское и т. п.), многие, если не большинство из них, были освобождены через полгода по амнистии. С точки зрения перспектив урегулирования конфликта такое освобождение можно было бы только приветствовать, но причины его имели мало общего с гуманностью и миротворчеством. Просто за полгода прокуратура не смогла должным образом оформить уголовные дела, а многих из числа задержанных за время нахождения в СИЗО так ни разу и не допросили. Уголовное дело "Война", в рамки которого прокуратура пыталась вместить все события вооружённого конфликта, фактически развалилось, что по сути означало провал российского правосудия 6
После этого, начиная с середины 2000 г., резко увеличилось число "исчезновений" людей, задержанных федеральными силовыми структурами.
Здесь возможна и причинно-следственная связь. Передача задержанных в официальную, легальную пенитенциарную систему была неприемлема для многих сотрудников силовых структур, поскольку с высокой вероятностью означала освобождение задержанных – и, во всяком случае, исключала смертную казнь. Поэтому силовые структуры, если не приняли в целом практику "эскадронов смерти" — незаконные задержания, содержание в неофициальных тюрьмах, жестокие пытки, внесудебные казни, – то по крайней мере не препятствовали им и при необходи- мости покрывали.
Эти рассуждения, впрочем, подтверждаются свидетельствами и со стороны федеральных сил. Слова начальника разведки воинской части, дислоцированной в горной Чечне, заслуживают внимания 7:
Офицер: "Они выступают против зачисток, жалуются, что у них пропадают родственники. Но это же не просто так. Нормальные люди в Чечне не пропадают. Пропадают уроды, которых нужно уничтожать, вычищать".
Журналист: "Это вы похищаете по ночам людей и потом уничтожаете?"
Офицер: "Процентов 30 из них похищены и убиты в результате криминальных разборок между самими чеченцами. 20 процентов — на совести боевиков, которые уничтожают тех, кто сотрудничает с федеральными властями. А процентов 50 уничтожаем мы. С нашим продажным судом просто нет другого выхода. <...>
Допустим, у нас есть оперативная информация, что человек бандит, руки по локоть в крови. Приезжаем к нему с прокурором, а у него дома ни одного патрона нет. За что его арестовывать? Поэтому уничтожать боевиков под покровом ночи — это самый эффективный способ войны. Они этого боятся. И нигде не чувствуют себя в безопасности. Ни в горах, ни дома. Крупные операции сейчас не нужны. Нужны операции ночные, точечные, хирургические. С беззаконием можно бороться только беззаконными способами".
Журналист: "Вам нравится этот способ?"
Офицер: "Не всегда. Под это дело иногда и невинные люди попадают. Чеченцы же сейчас власть делят, бывает, и оговаривают друг друга.
А когда мы узнаем правду, оказывается, что уже поздно что-либо исправить. Человека нет".
Сказанное офицером касается деятельности низового звена — собственно "эскадронов смерти". Свидетельства о координации их "работы", по понятным причинам, получить значительно сложнее: это звено остается "черным ящиком", существование которого, тем не менее можно считать установленным 8.
Есть система государственного террора, и есть паразитические надстройки.
Можно все происходящее в Чечне объяснять тем, что заинтересованные люди воруют нефть, воруют оружие, бюджетные деньги, воруют других людей, но, хотя все это и способствует воспроизводству войны, главная причина массовых арестов – это государственная политика.
Если продолжать аналогию с 1937 годом, конвойным, бесспорно, приказывали обыскивать зэков, но вряд ли им давали указания, забирать конфискованные вещи себе, перепродавать их и пр.
|
Без комментария приведем цитату из статьи А. Политковской: "Девятка". Так называют то место, куда в Чечне, как правило, попадает (его туда привозят) человек, схваченный на "зачистках" или даже без них. "Девятка" — это круг заинтересованных силовиков, представляющих различные ведомства и отряды (ГРУ, ФСБ, МВД, спецподразделения МО...). Перед "девяткой" предстают, как правило, те, кого на месте не уничтожили "эскадроны смерти" (ГРУ, ФСБ, кадыровцы). Круг реален — это палатки и пыточные, расположенные рядом, компактно, человека передают от одних к другим. Есть "девятка", например, в Ханкале. Еще — под селением Танги-Чу <...>. Человека бросают на этот круг, и у него, как правило, два выхода: либо под суд, либо умереть. <...> Выживает не тот, кто ничего не знает или ни в чем не замешан, а тот, кто кому-то из "девятки" оказался нужен — информацией или связями. Если человек ничем себя не запятнал или просто ничего не может сообщить по существу заданных вопросов... шансы уцелеть у него нулевые. Скорее всего, он будет ликвидирован, потому что ни одному из "девятки" не нужен. Это — главный принцип. <...>. Политковская А. Спецправосудие под управлением ФСБ: |
Между Сциллой и Харибдой
Каков же общий итог пяти лет войны?
А.Ч. Война начиналась как главный инструмент прихода Путина к власти. Прекращение вооруженного конфликта на Кавказе путем активных военных действий виделось как главный и ближайший результат деятельности Путина. Предыдущая анемичная ельцинская власть ничего не могла сделать, а новая быстро все сделает. Это средство оказалось негодным: конфликт затягивается и становится обстоятельством нашей жизни. Средство подменило собой цель. Хотя теперь эта война как электоральный механизм уже не нужна, но она постоянно влияет на действия власти, как некий джинн, которого из бутылки выпустили, а обратно загнать не могут.
Невозможно выиграть две предвыборные кампании – с разницей в четыре года – под одним и тем же лозунгом "маленькой победоносной войны с террористами". Какая же она тогда маленькая? И почему – победоносная?
Войну необходимо было спрятать – это и делали в течение всего последнего года.
Террор, равно как Чечня, почти не обсуждался в государственных и лояльных властям СМИ. Точнее, сместились акценты: с собственно конфликта и проблемы на их решение и урегулирование.
С чеченским сепаратизмом формально покончили (с помощью) мартовского 2002 года референдума и октябрьских 2003 года выборов Кадырова. После выборов ровным счетом ничего не изменилось – ни в Чечне, ни за ее пределами. Достаточно вспомнить декабрь 2003-го – взрывы в Ессентуках и в Москве, или рейд боевиков в горы Дагестана.9.
Спустя пять лет после начала конфликта война распространилась на территорию Ингушетии.
Политика в Чечне вновь возвращается к идеям 1994 и 1999 года. Тогда Россия пыталась чеченскими руками убивать наиболее одиозных полевых командиров, предоставив их убийцам гарантии безопасности. Через 5 лет после начала войны власть пришла к тому же самому решению, но в куда более сложных обстоятельствах.
А именно: значительная часть – по некоторым оценкам примерно три четверти – акций против сепаратистов осуществляется руками пророссийских чеченских военизированных структур. Это и кадыровцы, и ямадаеавцы, и какиевцы, и милиция.
Я не уверен, что если бы идея "чеченизации" конфликта была бы осуществлена в 1999 году, то борьбой с сепаратистами не занялись бы те же люди, которым это доверено сегодня... или по крайней мере подобные им.
О количестве жертв этих пяти лет войны мы уже говорили выше.
Лидеры вооруженного сопротивления остаются недосягаемы. Более того, как выяснилось после событий в Ингушетии, боеспособность и организованность чеченских вооружённых формирований была даже выше, чем в 1999 году, во время вторжения в Дагестан.
Спланировать и осуществить такое нападение, и что не менее важно, отход, можно только имея очень хорошо законспирированную структуру. Тем не менее "чеченизация" – главный инструмент решения чеченской проблемы в глазах мирового общественного мнения. Россия пытается убедить весь мир, что в Чечне уже не действуют федеральные силовые структуры, там чеченцы борются с чеченцами, и, значит, проблема "почти" решена. Там же, где с чеченцами борются не чеченцы, а федеральные силовики, – это незаметно. Похищения людей и другие преступления приписываются боевикам, а если федеральный след скрыть не удается, – то кадыровцам.
Как видим, результатов такая политика не приносит. Июньские утверждения Рамзана Кадырова, что в налете на Ингушетию не участвовали чеченские боевики, — явная попытка отмазаться.
Он пытался доказать, что свою функцию – бороться с чеченскими сепаратистами – он выполнил, а если что не получилось, его формирования тут ни при чем.
Можно ли говорить о том, что происходящее в Чечне – война двух сторон, а не "война всех против всех"? Политковская писала, что значительный процент нападений на федеральные войска – действия кадыровцев.
А.Ч. Это некоторое преувеличение. Между чеченскими силовиками федерального подчинения всегда существовало противостояние. Такова структура федеральной власти в Чечне. Кадыровцы – это в значительной своей части боевики, амнистированные в последние годы. До этого они воевали с Россией, а теперь чуть ли не целыми джамаатами воюют или служат в охране Кадырова.
Остальные чеченские силовые структуры их, мягко говоря, недолюбливают. И милиционеры их не любят. Милиционеры всегда носили свою серую форму, для них боевики – что сдавшиеся, что не сдавшиеся – всегда были врагами. То ли просто бандитами-беспредельщиками, то ли противниками на поле боя.
Батальон спецназа ГРУ "Запад" под командованием Саид-Магомеда Кокиева тоже не любит вчерашних сепаратистов. Кокиев воюет с сепаратистами с 1993 года. Да и те, кто был на стороне сепаратистов до 1999 года, например, Ямадаев и его батальон "Восток", тоже не любят тех, кто спустился с гор недавно, потому что у них были, мягко говоря, вооруженные разногласия до этого.
Единства пророссийских чеченских формирований нет, между ними возникали конфликты, были перестрелки, но до войны "всех против всех" дело никогда не доходило.
Значительная автономность всех военизированных структур приводит к тому, что возникает "конфликт интересов".
В мае, кажется, в Ачхой-Мартановском районе была перестрелка, в которой погибли и сотрудники ФСБ, и кадыровцы. Конфликт возник из-за спора о том, должны ли кадыровцы платить за провоз через федеральный блок-пост цистерны с нелегальной нефтью. Кадыровцы считали, что, если цистерна "крышуется" ими, — платить не надо.
Все это частные конфликты. Но теперь, когда в Чечню пойдут значительные материальные вливания, все может оказаться гораздо страшнее.
Когда существует масса силовых структур, действующих без опознавательных знаков и похищающих людей, убийства, мародерство, вымогательство будет все сложнее расследовать. Появится масса возможных подозреваемых, масса возможных участников. Отсутствие единоначалия и нелегальный характер деятельности этих вооруженных сил делает борцов с бандитами и террористами очень эффективными бандитами и террористами. Но это скорее проблема будущего.
Какие способы легитимизации происходящего в Чечне использовались на протяжении 4 лет?
В начале войны вспомнили хаджиевский парламент (на эту тему был издан документ правозащитного центра "Новый приступ некрофилии в Москве" см. ИБ "Мемориал" № 13). Потом, накануне выборов 2003 года, вспомнили про парламент Ичкерии, руками нескольких депутатов которого попытались провести импичмент Масхадову.
А.Ч. Обо всем этом подробно говорится в книге "Чечня. Политический процесс в Зазеркалье" (совместное издание МХГ, ПЦ "Мемориал", "Кавказского Узла"). Неоднократно предпринимались попытки реанимировать некоторые из старых структур чеченской власти, но все они не были законны. С легитимностью Масхадова вообще очень сложно что-то сделать.
Вопрос в другом: а сколько этой легитимности осталось? "Песок из часов высыпается". Неизвестно, какая часть сепаратистов контролируется Масхадовым: может быть, они могут только взрывать. Существуют самые разные оценки ситуации: одни предполагают, что "сепаратисты уже ничего не могут, после взрыва Кадырова они никак не обозначали своего присутствия", есть мнение, что "они могут все". Это многие предположили после 22 июня в Ингушетии, или 21 августа в Грозном. Но ведь были и новые теракты в Москве, и два взорванных самолета, и, наконец, Беслан!
После 5 лет войны, вооруженные сепаратисты представляют собой вооруженное подполье, способное на согласованные операции, какие они не могли делать 5 лет назад.
Но и характер этих акций становится всё более жестоким: в Ингушетии и Грозном – да, боевые действия, "спецоперации", остальное – жестокий, не имеющий оправдания террор.
Террористы же, на время отступив, теперь перешли в наступление. Спецслужбы и прокуратура тем временем отчитываются муляжом "левого террора" – "новой революционной альтернативой"...
Наше сегодня проходит между Сциллой и Харибдой. Харибдой безмерно усилившейся полицейщины, доминирующей над обществом, но бессильной это общество защитить. Многоголовая же Сцилла – террористы, способные нанести удар "здесь и сейчас".
И еще к вопросу о легитимности. На время войны выборы всегда отменяются. А в Чечне вовсю идет война. Масхадов, возможно, не пользуется особой популярностью, но события в Ингушетии показывают: нужна хотя бы формальная передача легитимности, переговоры, на которых власть будет временно передана какой-либо третьей силе. Иначе никакого урегулирования не получится. Кстати, недавно было заявление Масхадова, что он готов и на переговоры, и на 20 лет войны. И слова Зязикова, что на переговоры идти надо, и слова Алу Алханова10, что на переговоры нельзя идти ни в коем случае.
) |
| Беслан. Школа после теракта. Фото с сайта "Боевое братство" (увеличить) |
Мирный план, предложенный Правозащитным центром "Мемориал" летом 2004 года, отличался от предыдущих. Ранее мы считали, что обязательным условием мира в Чечне являются переговоры с сепаратистами; теперь мы не рассматриваем переговоры как предварительное условие. Но вовлечение сепаратистов в политический процесс, пусть даже не в качестве равноправной стороны, как видим, необходимо. Проблемы Чечни воспроизводятся уже годами.
3) Референдум о Конституции Чеченской Республики и последующие выборы Президента ЧР сопровождались столь массовыми нарушениями прав избирателей и были столь несвободными, что говорить о какой-либо легитимности ныне действующей конституции этой республики и сформированной на ее основе власти всерьез нельзя.<...>
5) Наиболее желательным и последовательным был бы длительный путь многоэтапного переговорного процесса между Президентом РФ (или его представителями) и Президентом ЧРИ (или его представителями) о прекращении огня и выработке алгоритма определения будущего статуса Чечни <...>
6) Однако в силу многих причин этот наиболее желательный путь вряд ли может быть реализован в настоящее время. Поэтому предлагаемые нами шаги имеют неизбежно половинчатый, компромиссный характер. Но при наличии минимальной доброй воли, исходящей из Кремля, они могли бы быть осуществлены на деле.
7) Необходимость формировать новую власть в ЧР дает властям РФ некоторые шансы на начало осуществления в Чечне пусть и не оптимального, но все же реального политического урегулирования. В Чечне должны быть проведены выборы Парламента ЧР и Президента ЧР. В отличие от предыдущих выборов они должны быть честными. <...>
9) Центральной власти РФ необходимо отсрочить проведение этих выборов. Для этого есть только одна возможность – введение на территории ЧР режима чрезвычайного положения. <...>
10) Период режима ЧП должен быть использован властями РФ для подготовки реальных условий в ЧР для проведения там честных выборов. Для этого необходимо осуществить целый комплекс мер:
а) объявить широкую амнистию всем участникам вооруженных формирований, которые противостоят в Чечне федеральным силам. Единственное условие для отказа в предоставлении такой амнистии – совершение тяжких преступлений против мирных жителей, пленных, насильственно удерживаемых лиц. <...>;
б) подготовить условия для того, чтобы все политические силы Чечни (включая и сторонников независимости Чечни) могли беспрепятственно осуществлять мирную агитацию за свои программы в ходе последующих избирательных кампаний. Сепаратизм как таковой, если он не сопряжен с насилием и пропагандой национальной или религиозной ненависти, не может считаться преступлением;
в) привлечь к наблюдению за ситуацией в ЧР как можно большее количество наблюдателей от различных международных организаций <...>;
д) усилить органы прокуратуры в ЧР, осуществлять жесткий спрос с органов прокуратуры и МВД за расследование преступлений, в том числе и совершенных по отношению к гражданскому населению со стороны силовых структур;
е) провести ревизию состава и деятельности разнообразных силовых структур ЧР, ввести их деятельность строго в рамки законодательства РФ;
ж) осуществить ряд социально-экономических мер, в частности, начать масштабные работы <...>10.
Почему Правозащитный центр не считает переговоры предварительным условием урегулирования в Чечне? Это следствие изменения обстановки или решение пойти на компромисс?
) |
| Дети-беженцы. 02.02. Фото из архива ПЦ "Мемориал" (увеличить) |
А.Ч. Любые методы решения чеченской проблемы, которые можно было считать "хорошими", были исчерпаны 4 года назад. Возможно, что-то можно было сделать год назад, в 2003-м. Прошлые выборы, ставшие "выборами Кадырова", можно было бы провести всерьез просто потому, что о намерении участвовать в выборах заявили разные достаточно влиятельные кандидаты. Но в процессе выборов кандидатов настолько изнасиловали, что считать их политическими фигурами сейчас уже сложней. В ходе прошлых выборов политический пейзаж настолько "зачищен", что сейчас там политическими фигурами являются только люди с ружьем: Алханов, например, или Кокиев, который было объявил себя оппонентом Алханова... и замолк. Сайдулаев – единственный из оппозиционных Кадырову кандидатов, кто не отступил в ходе прошлых выборов.
Но возможности, которые были тогда, уже упущены. Формальная легитимность Масхадова тает, потому что партизанская война вообще не способствует законности, легитимности, соблюдению прав человека. А новая власть обрела некоторые реальные черты, люди поверили, что это надолго. Кроме того, масса народа служит существующему в Чечне строю.
Реальность эту непросто изменить, а ломать тем более не стоит. Мирный план, предложенный "Мемориалом", – это компромисс. Не стоит говорить об идеальных планах, которые неосуществимы. Наш план в контексте новых выборов все-таки мог быть в какой-то степени осуществим.
Но накануне прошлых выборов было ощущение, что, если бы выборы были мало-мальски честными, то проголосовали бы за кого угодно, только не за Кадырова. Это иллюзия? Или просто сейчас ситуация изменилась?
Е.С. Никакого отношения к выборам население Чечни не высказывает. Все знают, что, кого выберет Кремль, тот и будет президентом. Всем понятно, что мало–мальски свободными выборы не будут. К тому же население разочаровано в политическом процессе. Невеселая шутка: "Следующий президент тоже будет пожизненным?"
Накануне референдума было сообщение ПЦ "Мемориал", что в Чечне сократилось число зачисток, а после выборов – что они возобновились. В ходе этих выборов что-нибудь подобное происходит? Или, поскольку людям политика стала безразлична, то и демонстрировать смягчение режима нет надобности?
Е.С. После 22 июня 2004 года центр зачисток переместился в Ингушетию. хотя в Чечне ежедневно кого-то задерживают. Но все массовые операции в основном проводятся в Ингушетии. Естественно, на предвыборную кампанию никто не обращает внимания.
А как соотносится с этой политикой ликвидация лагерей беженцев? Многие верят, что государственный террор – эффективный метод борьбы с террором. Но вряд ли могут быть сомнения, что депортация людей на территорию, где идут боевые действия, способна подтолкнуть их к тому, чтобы взяться за оружие, причем не на стороне тех, кто их депортировал?
А.Ч. Те, кто проводит акции против беженцев, руководствуются не реальностью, а абстракцией, виртуальными соображениями. На самом деле речь идет не о возвращении всех беженцев, а о ликвидации лагерей беженцев. Там находилось 10% от общего числа вынужденных мигрантов. Ряды палаток, похожих на римский военный лагерь, – очевидный сигнал бедствия.
Официальные лица РФ о переговорах6 июля 2004. Масхадов заявил, что боевые действия должны стать ответом на выборы, которые, по его убеждению, проводятся по указке Москвы. Он сказал, что сил, подчиненных президенту ЧРИ, хватит для войны еще на 20 лет. При этом Масхадов утверждает, что единственный путь окончания войны – это «перемирие и договоренности».
6 июля 2004. Глава МВД Чечни Алу Алханов заявил, что переговоры с лидерами чеченских сепаратистов Асланом Масхадовым и Шамилем Басаевым невозможны. «Я не вижу ни субъекта, ни объекта переговоров», – сказал Алханов на пресс-конференции в Москве во вторник. Так он прокомментировал распространенное рядом СМИ предложение Масхадова начать переговоры.
6 июля 2004. Президент Ингушетии Мурат Зязиков готов поддержать любой диалог, который бы принес мир, согласие и стабильность. Об этом он заявил в интервью радио «Эхо Москвы». Вместе с тем Зязиков считает, что вопрос о возможности переговоров с лидером чеченских сепаратистов должен решаться на федеральном уровне. |
Ликвидируется зримое свидетельство беды, а отнюдь не проблема.
Ликвидация лагерей беженцев, так же как и избрание Кадырова, – полная профанация, главная задача которой – создание видимости благополучия. Как и позапрошлогодняя перепись, данные которой даже Госкомстат не использует: вместо 1 080 000 (таково население Чечни, если верить результатам переписи), они исходят из собственной оценки численности населения – 815 000 человек. Но все равно для формального PR-прикрытия войны подходят и результаты переписи, и проводимые на их основе выборы. Мы имеем дело с камуфлированием реальности, а не с нею самой.
Беженцев, живущих в частном секторе, не пытаются возвращать насильственно. Слабые силы государства были брошены на то, чтобы ликвидировать лагеря беженцев, потому что это символ беды. Но нельзя забывать, что в лагерях беженцев жили самые обездоленные – те, кто не смог найти жилье в частном секторе либо уехать куда-нибудь в Россию.
До 22 июня чеченские власти говорили: выселяйте беженцев, потому что среди них есть боевики. Кадыровцы вели борьбу за переключение потоков гуманитарной помощи из Ингушетии в Чечню и одновременно пытались переложить ответственность за происходящее в Чечне на ингушские власти: "боевики бегают не у нас, а у вас".
22 июня 2004, в ходе боев в Ингушетии, среди нападавших было много ингушей. Теперь уже ингушские власти атакуют чеченских беженцев, теперь уже они стремятся переложить ответственность на Чечню.
Е.С. После "зачисток" в лагерях беженцев люди в массовом порядке покидали Ингушетию. Мы ездили по местам компактного проживания беженцев – массы людей уезжали оттуда.
Жертвами "зачисток" становятся только беженцы из Чечни? Некоторое время назад появилась информация, что жители Ингушетии тоже начали исчезать.
Е.С. Были задержанные и среди местных ингушей. Мы работали по этим случаям. Точных цифр у нас нет. Задерживали людей в Назрани и Карабулаке. Но поначалу, в основном, спецоперации проводятся в лагерях чеченских беженцев.
После событий 22 июня не было никакого усиления "мер безопасности", никаких дополнительных постов не было – мы много ездили по Ингушетии в эти дни. Выйти из республики мог кто угодно, и все, кто хотел уйти, ушли. А потом началась бесполезная "охота на ведьм".
А.Ч. От жителей одного из лагерей – Альтиево – власти добились согласия на возвращение в Чечню. Но достаточно быстро там все затихло. Зачистки и давление на беженцев прекратились.
В прессе появлялись сообщения, что боевики, пришедшие в Ингушетию, проверяли у жителей документы, изображая федеральных силовиков.
Е.С. В Ингушетии повсюду распространилась порочная практика: люди в масках постоянно проверяют у людей документы, сами при этом никаких документов не предъявляя. Все к этому привыкли. Сотрудники силовых структур попали в собственную ловушку.
А.Ч. Расскажи, что там была за история с директором рынка.
Е.С. В его удостоверении значилось: центральное управление рынков. Он всегда шутил, что работает в центральном управлении разведки. Эта шутка ему стоила жизни.
Кто его убил?
А.Ч. Боевики, пришедшие и вставшие под видом федералов, расстреливали сотрудников российских силовых структур. Директора рынка, назвавшегося сотрудником разведки, расстреляли как одного из них.Он щелкнул "корочкой" и был расстрелян.
Е.С. Еще одна интересная деталь: люди, пришедшие 21 июня, совершали обряд "зикр" (ритуальный молитвенный танец, характерный для традиционных на Северном Кавказе суфийских ветвей ислама). У нас есть несколько свидетельств об этом. На одном из импровизированных постов нашли пивные бутылки. Это свидетельствует, что они были не "ваххабиты".
А что, обычные мусульмане, не ваххабиты, употребляют пиво?
А.Ч. Обычаи местного населения носят отпечаток семи десятилетий советской власти, многие привычки – общие. Люди иногда выпивают. Но вот ваххабит в присутствии ваххабита пить не будет, а уж совершать зикр – тем более. Зикр характерен для традиционного для Чечни суфийского ислама, а не для ваххабизма. Следовательно, оппозиция объединилась. Не просто отдельные люди Басаева пришли в Ингушетию или какой-нибудь джамаат вышел из подполья – в той операции участвовали как ваххабиты, так и приверженцы традиционного ислама.
Басаев там был?
Е.С. Есть несколько утверждений, что Басаев был. Кто-то утверждал, что его видел. Один из сотрудников правоохранительных органов сказал , что его родственник видел Басаева около мечети. Якобы Басаев был среди тех, кто нападал на здание РУБОП и на здание МВД. "Он там бегал", – сказал милиционер. Но мне сложно представить, чтобы Басаев "бегал" на одной ноге. Но потом появилась и даже была прокомментирована московскими "силовиками" видеозапись: Басаев руководит разграблением оружейных складов в Ингушетии. Слухов же появилось огромное количество. Кто-то распустил неприятный слух, что на следующий день после этих событий в одном из лагерей беженцев в Слепцовской люди – чеченцы – танцевали. Это вызвало агрессивные настроения у местного населения. Мы объездили все лагеря беженцев в Слепцовской, пытаясь понять, что стоит за этим слухом. Оказывается, люди действительно танцевали – в Назрани, но не 22 числа, а 21. В месте компактного проживания Центре "КАМАЗ" была свадьба, и, когда началась стрельба, люди по инерции, поскольку привыкли к стрельбе на свадьбах, продолжали танцевать.
И просто так доверять слухам, что кто-то видел Басаева, не стоит. В Карабулаке, например, говорили, что спустился вертолет и забрал всех, пришедших в Ингушетию.
А сообщения о том, что в операции моджахедов принимали участие ингуши, тоже пустой слух?
Е.С. Очень многие слышали ингушскую речь, ингуши действительно участвовали в операции.
Но мысль о том, что в операции участвовали только ингуши, неверна. Там слышали и чеченскую речь.
Е.С. Очевидцы слышали и ингушскую, и чеченскую , и русскую речь, причем по-русски говорили без акцента. Кто-то слышал и какую-то незнакомую речь, арабскую или аварскую.
Сначала начались "исчезновения", потом – боевые действия, потом "зачистки".
А как происходят "исчезновения" на территории Ингушетии? Что происходит с задержанными? В Ингушетии тоже создана неофициальная тюремная система?
А.Ч. Эта часть общекавказской неофициальной тюремной системы. Людей могут доставлять во Владикавказ, в Нальчик, на Ханкалу. Эта система действует на всем Северном Кавказе, и она не ограничена Чечней и Ингушетией.
Случаев, когда люди, задержанные "федералами" на территории Ингушетии, оказывались в обычных СИЗО, нет?
А.Ч. Есть такие случаи, но и в Чечне они тоже есть. Просто раньше на территории Ингушетии исчезновений почти не было. В целом разницы в ситуации в Чечне и других республиках Кавказа нет. И здесь, и там задержанных могут доставить в обычные тюрьмы, только не в СИЗО, а в ИВС – изолятор временного содержания. Одна система содержания заключенных сосуществует с другой, просто в Чечне возник чудовищный перекос в сторону неофициальной тюремной системы.
Человека могут задержать и в Москве, и, если оперативники беседуют с ним вне официального следственного процесса, на этом этапе человека могут начать пытать. Поскольку задержание не оформлено, никаких последствий для пытавших это, скорее всего, не повлечет. Труп, найденный потом возле отделения милиции? Ну, мало ли, шел, поскользнулся, упал... Такое ведь, кстати, бывало с чеченскими беженцами в Москве. Но здесь, в Москве, нет условий для превращения этого в массовую практику, и команды вести следствие таким образом никто милиционерам не отдавал.
Причины кризиса: глупость или измена?
Одним из лозунгов на антивоенных демонстрациях "Мемориала" был такой: "Война убивает свободу!". Как Вы относитесь к гипотезе, что цель столь продолжительной войны в том, чтобы как можно большее количество людей привыкало к жизни в условиях несвободы?
А.Ч. Вряд ли. На практике политика России является результатом воздействия и взаимодействия многих отдельных тенденций, которые потом интерпретируются историками как единая политика. Одна из причин вовлечения такой большой массы людей в форме в чеченский конфликт – отсутствие у нас специальных силовых структур, которые можно было бы "бросить" на фронт. Вопрос решается наличными средствами. Во всех крупных конфликтах последних 10 лет, да и раньше, войска и милицию собирали "с бору по сосенке". Так, осенью 1993 года в Москву перебрасывали разные части ОМОНа из разных регионов России.
Так было и в первую чеченскую войну – оказалось практически невозможно собрать несколько сводных полков, батальонов. Не было частей постоянной готовности. Для отправки на фронт собирали сводные воинские части со всей России.
Вот перед государством встает задача сформировать оккупационное командование (в нейтральном смысле этого слова, я не утверждаю, что "оккупационное" – это плохо) и оккупационные части.
У России их нет. Считается, что задача оккупационных структур – это обычная милицейская работа в регионе. Из чего можно создать части для такой работы? На базе областных управлений внутренних дел можно, не нарушая нормального функционирования этих УВД, сформировать сводные отряды, которые командируются в Чечню.
Кого берут в такой отряд? Туда ведь, как обычно при формировании сводных формирований, могут отправлять не лучшие, а худшие кадры, от которых руководство органов стремится избавиться, которых "не жалко". Но, с другой стороны, считается, что в Чечне можно получить хорошие деньги за счет выплаты "боевых". Это не совсем так, но многие считают, что в Чечне можно заработать. Такие же отряды, кстати, в свое время направлялись в Чернобыль, и на Чернобыле многие неплохо зарабатывали.
Кто-то идет, зная, что будет стоять на блокпосту, и представляя себе, что работа на блокпосту приносит неплохой доход. У нас нет специальной структуры, дивизии людей, которые дремали бы в ожидании, что случится кризис, куда их направят. Наряду с солдатами срочной службы в Чечне воюет довольно много контрактников. Контрактники заключают договор с управлением внутренних дел или с управлением исполнения наказаний, на базе которых формируются командировочные отряды.
А потом происходит ротация, отряд возвращается, туда направляется другой – оттуда же, или из другой области. Даже состав командированных из одного ОВД не совпадает полностью с предыдущим – кроме тех, кому участие в боевых действиях очень понравилось.
В результате практически весь личный состав органов внутренних дел проходит через Чечню. Если кто-то отказывается туда ехать – перед ним встает угроза "увольнения из рядов". Но здесь дело не в патриотических, а в прагматических соображениях. Если кому-то позволить отказаться от командировки в Чечню, возникнут проблемы с формированием сводных отрядов – другие офицеры тоже могут отказаться. Дело вовсе не в том, что служба в Чечне воспринимается ими как трагический интернациональный долг.
Идеология, таким образом, возникает из осмысления административной рутины. Идеология силовиков действительно существует. В самом начале и даже накануне чеченской войны у них было ощущение, что это реванш, что, наконец мы отомстим всем за уход из Афганистана, из Восточной Европы, из бывших советских республик и за поражение в первой чеченской войне. В Чечне, как мы знаем со слов одного политика, "возрождается российская армия". Это звучало в частных разговорах. Достаточно было общего настроения без прописывания реваншистских целей в каких-то бумагах, чтобы программа была выполнена. 10 годами ранее, в 1989, воспринимаемая разными людьми по отдельности программа и установки "демократического движения" Советского Союза 1970–80-х годов позволяли без предварительной координации проводить макроскопические реформы в тогдашнем СССР. Все это происходило без какой-то мафиозно-масонской деятельности, просто благодаря общему пониманию участниками событий общих задач.
На войне ведь каждый солдат должен знать свой маневр.
Такое же вот "общее понимание задач" было у чеченских боевиков в Грозном в новогоднюю ночь 1995 года. У войск, вошедших в город, было абсолютное превосходство в живой силе и технике, но у них не было общего понимания задач. Они вошли в черту города, но не знали, что делать дальше. В Грозном было 200–300 чеченских боевиков, остальные их силы были выведены из города. Но каждая маленькая группка боевиков четко знала свой маневр и могла самостоятельно ставить себе локальные задачи. Это не организационный, а психологический момент.
У силовиков в 1999 году такое вот было общее понимание задач.
Это общее понимание вектора развития страны влияло на текущую политику сильнее, чем какие бы то ни было документы.
Являются ли такие мысли основой нормативных документов, регулирующих действия войск в Чечне, непонятно.
При нынешнем имидже, который создается чеченской войне, участие в ней означает перспективу продвижения по службе, как когда-то участие в афганской войне было условием карьерного роста. У тех, кого направляют и командируют на чеченскую войну, и у тех, кто планирует военные операции, есть свои частные стремления. Другое дело, в какую общую картину все эти желания складываются – но каждый фрагмент картины делается ими по своим частным эскизам.
Вполне возможно, что цель "прогнать через войну как можно больше народу" кем-то из чиновников военного ведомства и подразумевается. Вопрос в том, планировалось ли руководством Вооруженных сил такая ситуация, или же это результат действия объективных факторов? Но отдельные фрагменты складываются в целостную картину, весь офицерский состав силовых структур прогоняется через Чечню, и военнослужащие, прошедшие кавказскую войну, получают перспективу карьерного роста и volens-nolens проникаются определенной идеологией.
Было ли все это заранее спланировано где-нибудь в Генштабе?
Сложно даже представить, какая структура должна была бы этот план формулировать, утверждать и проводить в жизнь. В устной форме, в разговорах за водкой подобные соображения могли бы высказываться. Но, как мы видим, не нужно такого плана, чтобы реализовывать политику, в результате которой сотрудники силовых структур проникаются реваншистской идеологией.
Известно, что даже без такого общего плана события нередко разворачиваются в соответствующем направлении. Точно так же во многом случайные организационные моменты репрессивной кампании 1937–1938 годов в итоге выросли в "большой террор". Планировалось ли изначально уничтожение чуть ли не всего Центрального комитета ВКП(б) и командного состава Красной Армии? Вряд ли. В 1937 году существовал план репрессивной кампании, но план начали перевыполнять. Сам характер репрессивной политики и практики "осуждения списками" позволял "колесам" карательной политики раскрутиться на полные обороты. Колеса эти перемалывали один состав обкома, и другой, и третий. То же происходило и с областным управлением НКВД. Одним из выводов, сделанных после смерти Ежова, был отказ на практике от метода списочного осуждения.
Точно так же, в 1943 году механизм сплошных карательных депортаций народов возник спонтанно.
В 1943 году началась депортация карачаевцев, которая изначально мыслилась как выселение только "бандитов и бандпособников". Список лиц, подлежащих депортации, включал 1,5 тысячи человек. В процессе согласования операции против "бандитов и бандпособников" вместо депортации по "списку" была предложена тотальная депортация всего народа.
Идея тотальной депортации была реализована. Депортировали карачаевцев, калмыков, чеченцев, крымских татар...А потом на утверждение пришел материал на депортацию адыгского народа. Мотив депортаций был один: наказанные народы якобы сотрудничали с нацистами. И только тут руководство страны понимает, что исходная идея о существовании "народов-предателей" не работает, что вся территория страны населена "народами-предателями". После депортации народа остается народно-хозяйственый комплекс, нужно кого-то туда вселять, чтобы экономика продолжала функционировать. А мы тем временем вовсю освобождаем Украину, и выясняется, что и здесь коллаборантов "дюже много". Власть поняла, что механизм сплошной депортации народов для нее вреден. В 1944 году от запланированной депортации отказались, ее заменили выборочные репрессии. Больше к практике сплошных депортаций не возвращались, хотя и на Западной Украине, и в Прибалтике именно это, исходя из политики 1943–44 годов, было бы наиболее логичным.
Власть поняла, что использование "списочного осуждения" и "депортации народов" неоправданно. Лес рубят — щепки летят, но уж больно широко этим топором машут, слишком глубоко рубят. Запуская "списочный механизм" репрессий, предвидели ли результаты его работы? Вряд ли.
Еще один механизм "большого террора" 1937 года осуществил массовое истребление людей — это ГУЛАГ. В начале 30-х годов было 5 разных систем мест заключения. В годы первой пятилетки страна находилась в глубочайшем экономическом кризисе. Из 5 разных систем хозяйствования в местах заключения была одна, которая не требовала бюджетных вложений – ГУЛАГ.
Экономически труд заключенных в ГУЛАГе был куда менее эффективен, чем труд вольных, – но ГУЛАГу отдали предпочтение, потому что благодаря ему проблема содержания мест заключения не стояла перед бюджетом и хозяйственным комплексом страны. В ГУЛАГе было перемолото огромное количество людей. Если бы в то время в стране была другая ситуация, может быть, столько народу не погибло бы в лагерях. Неизвестно, сколько людей было бы расстреляно.
Хотя репрессии были бы в любом случае...
Некоторые административно-хозяйственные моменты сыграли абсолютно трагическую роль в истории нашей страны – ГУЛАГ, "сталинские расстрельные списки" (практика массового осуж-дения списками), депортация народов.
Так и в Чечне. Неясно, насколько события, начавшиеся в 1999 году, были спланированы.
Натужные рассуждения представителей власти о том, что чеченская война закончена, что ситуация в Чечне урегулирована, – это не только вранье, но и добросовестные заблуждения.
Вряд ли Путин, начиная в 1999 году войну, думал, что она продлится до 2004 года.
Когда назначалось очередное чеченское правительство, то предполагалось, что мы истребим эти вечные полторы тысячи бандитов, которые сидят в лесах, и у нас будет мирное восстановление. О другом развитии событий никто не думал и думать не хотел. В 2000 году война позволила Путину стать президентом, но в 2004 году она как электоральный инструмент была не нужна.
Есть незатухающий конфликт в Чечне и есть постоянные розовые надежды власти, что конфликт закончится через полгода, например, с избранием Кадырова.
Но и предыдущие шаги властей не были рассчитаны на то, что конфликт затянется на 5 лет. Я уверен, что те, кто составлял соответствующие документы и представлял их на утверждение, писали о том, что в течение полугода, максимум года война будет закончена. Иначе эти документы не были бы подписаны, а представлявшие их люди были бы просто уволены. У чиновников сейчас нет стратегического мышления, его заменяет исполнение желаний начальства. А начальство желает, чтобы все было закончено быстро.
По первоначалу планы ротации силовых структур в Чечне были расписаны на 2 года. Предполагалось, что представители регионов будут работать в районных отделах, сельских и поселковых отделениях МВД. Вот и выходит: все расчеты строились исходя из предположения, что за 2 года все будет закончено.
Это уже потом выяснилось, что потребуется повторное командирование. Сейчас идет уже третья ротация. В Грозном работает санкт-петербургский ОМОН, который хозяйничал в Новых Алдах в феврале 2000 года.
Любая "маленькая победоносная война" становится Вьетнамом, который затягивается надолго. Через Вьетнам, через Афганистан прошли силовики – не только солдаты, но и, например, тюремщики (они помогали строить соответствующую систему в братской стране).
Те, кто начинал вьетнамскую войну, не думали, что она продлится столько времени. И те, кто вводил войска в Афганистан в 1979 году, не предполагали, что война затянется надолго.
И с Чечней то же самое. Любой военный, который заикнулся бы, что война продлится много лет, был бы изгнан из той политической команды, принимавшей решения, потому что он предлагал и предполагал проигрышный вариант. Ведь война на 5 лет – не решение проблемы, это создание новой проблемы.
Авось, само рассосется
Политика властей до 1999 года сводилась к игнорированию происходящего в Чечне, к надеждам, к простым действиям типа: "похитили журналиста – дать денег похитителям".
Выкуп журналистов не следует рассматривать как злонамеренное провоцирование нового похищения. Это была типичная реакция для г-на Березовского: "морально или нет, но это простое эффективное решение проблемы". Однако эффективность такого решения сиюминутна, в долговременном плане подобные решения разрушительны, как и любые амморальные решения.
Похищают Шпигуна. Степашин реагирует крайне резко и говорит, что Россия ответит всеми имеющимися средствами.
Март 1999 года. Начинается переброска на северный Кавказ тактических ракетных комплексов. Начинается формирование 77-й бригады морской пехоты в Дагестане.
Это звучит дико – "морская пехота в чеченских горах", но лишь на первый взгляд. Для чего существовала эта самая морская пехота в Советском Союзе? Чтобы брать прибрежные города вероятного противника, то есть побережье США. А Калифорния, Орегон, Вашингтон – это окруженные горами места.
Морская пехота была чуть ли не единственным родом войск, готовым для войны в горных условиях. Параллельно при с ныне покойным Турпал-Али Атгериевым идут переговоры об отстреле наиболее одиозных бандитов силами самих же чеченцев в сотрудничестве с российскими силовыми структурами. Посредничество наших силовиков заключалось бы в предоставлении убежища – ведь кровную месть никто не отменял.
В какой-то степени это, возможно, напоминало просходящее сейчас, когда с помощью кокиевцев, ямадаемцев, кадыровцев ведется борьба с Басаевым.
Переговоры длились, пока в июле 1999 года Турпал-Али Атгериева не арестовали подчиненные некого Путина Владимира Владимировича, в то время директора ФСБ. Атгериева поместили в Лефортово, через пару дней отпустили, но как переговорщик он был дискредитирован. Человек, которого в ходе переговоров арестовывают, потом отпускают, не может быть носителем каких-либо гарантий по отношению к правительству Ичкерии. Как и в 1994 году, в отношении Чечни проводилась двойственная политика: и переговоры, и силовое давление. В 1994 году переговорная составляющая политики выдохлась к началу лета, а силовая составляющая начала неконтролируемо разрастаться.
В 1999 году было несколько тактик решения вопроса: одна из них – готовить войну, другая – пытаться решать вопрос, помня о первой войне и ее результатах.
"Маленькая победоносная война" была весьма полезна для Кремля. Но существовала и другая сила, заинтересованная в войне, – чеченские радикалы.
В 1996–1999 годах Чечня была de facto независимой. Представить себе большую управляемость, чем в то время, достаточно сложно. Тогда еще оставались какие-то реликты чеченской государственности.
Масхадов в 1998 году принял нестандартное решение – своему главному сопернику Басаеву он на полгода дал "порулить", допустил его до власти, сделал премьер-министром. Басаев полгода "рулил", показал себя как полное ничтожество в политике. Он снизил наполняемость бюджета в 20 раз и, уйдя в отставку через полгода, остался полным маргиналом. Его уже нельзя было рассматривать как общечеченского политика, претендующего на пост президента. Он остался лидером ваххабитов-маргиналов, которых никто не любит, понимал, что его политическая смерть может повлечь за собой смерть физическую.
Может быть, он что-то знал о плане отстрела самых одиозных боевиков.
Но с 1998 года Басаев возглавляет конгресс народов Чечни и Дагестана. Политическая линия, которую он пытался проводить, — "поможем нашим братьям в Дагестане". Стало готовиться вторжение в Дагестан. Как только к лету 1999-го открылись перевалы в горах, началась конценрация ваххабитских сил в горных районах, прежде всего в Цумадинском, где ваххабизм присутствует уже десятилетия и стал едва ли не одной из "традиционных" разновидностей ислама. В условиях, когда пограничные войска из этого района были убраны, вопрос: "когда же в Цумадинском районе произойдет какой-нибудь инцидент?" все время был на повестке дня. Это могло случиться в июне.
То, что это произошло в июле-августе 1999 года, — случайность. Началось неконтролируемое раскручивание событий, которое оказалось выгодно и для проекта "наследник"11
Но и Басаев добился успеха: теперь Масхадов за годы войны стал почти маргинальным политиком, а Басаев – "царь и Бог".
В России и в Чечне было несколько крупных политических группировок, заинтересованных в войне. Но я не верю, что они координировали свои действия.
Это был результат объективного процесса. Операция "наследник" совпала по времени с вторжением в Дагестан. А все могло бы произойти и по-другому.
В Чечне уже начинаался отстрел бандитов. Руслана Хайхороева вместе с ближайшим окружением расстреляли в селе Бамут именно за то, что он захватывал заложников. Это была "маленькая война" в пределах одного села.
Но может быть, власти получили от разведки информацию и о замыслах Басаева и решили этим воспользоваться?
Показателем "осведомленности" наших силовых структур и спецслужб могут быть события в Дагестане в 1998 году.
Летом 1998 года в Гудермесе вспыхнул конфликт с ваххабитами. Их заблокировали там, и дело шло к тому, что их возьмут "к ногтю". Против них собирается ополчение под знаменами Кадырова и Масхадова. Но тут в Дагестан приезжает премьер-министр Степашин, едет в село Карамахи. Там принимает бурку у ваххабитов. Он говорит, что ваххабиты – приличные ребята, с ними можно дружить. Ополченцы, собравшиеся в Чечне, решают: "Ваххабитов поддерживают из Кремля. Мы их не одолеем". И расходятся.
Стапашин приехал в Дагестан разбираться с конкретной ситуацией. В Дагестане люди братьев Хачилаевых захватили правительство и парламент в центре Махачкалы. Власть в Дагестане – это несколько группировок, соперничающих между собой. Частично эти группировки объединяются по этническому принципу, частично – по религиозному. Самая опасная группировка Хачилаева, он только что захватил власть и отдал ее только потому, что испугался последствий содеян-ного. Вообще-то захват парламента произошел достаточно случайно: милиционеры обстреляли кортеж Хачилаева, и он, испугавшись, что с ним попытаются покончить, собрал своих людей. А они — на всякий случай — захватили здания органов власти республики. Потом хачилаевцы сами покинули эти здания. Что с ними делать, – они не знали, захватывать власть не собирались, это было чисто рефлекторное действие.
Хачилаев представлялся Степашину главным противником. Приехав в Дагестан, Степашин решает, что для того, чтобы покончить с главным противником, надо замириться со второстепенными врагами. Второй по опасности противник – карамахинские ваххабиты. Они уже нападали на воинские части, но Степашин считает, что невозможно вести войну на всех фронтах сразу, нужно расколоть противников. Он заключает тактический мир с ваххабитами. В Чечне это интерпретируют как поддержку ваххабитов Москвой. Ликвидация ваххабитов в 1998 году не получается, и в 1999 году происходит вторжение в Дагестан. Оказалось, что премьер-министр не знал, как решать стратегические задачи, и решал тактические, ухудшая стратегическую ситуацию, — это свидетельство полной неосведомленности силовых структур. Негативные тенденции накопились и начали действовать кумулятивно.
Реваншистские тенденции в российских силовых структурах – одна из составляющих, породивших новый виток чеченской войны. Но был ли в их действиях какой-то план?
Я занимался поиском пропавших без вести и в первую чеченскую войну, и позднее. Я знаю, как наши спецслужбы работали по Чечне в 1999 году. Качество их работы было отвратительным. Систематической работы они, похоже, не вели.
В 1998 году Рушайло всерьез взялся за работу по освобождению заложников. Человек, который занимался освобождением заложников до Рушайло, вытаскивал пленных из Чечни, — майор Вячеслав Измайлов, тогда уже отставной майор, корреспондент "Новой газеты", передал все контакты Управлению по борьбе с организованной преступностью. И за пару месяцев ГУБОП освободил столько же заложников, сколько майор Измайлов за 2 года работы. Измайлов действовал тогда как частное лицо, как журналист.
Тогда, в 1998–1999 годах этнический отдел ГУБОП занимался работой по освобождению заложников в Чечне и, казалось бы, должен был знать больше всех о ситуации в этой республике
Как ведется работа по расследованию таких дел? Составляются картотеки на подозреваемых. Так делается при расследовании дел о массовых беспорядках... да и при работе с любой неупорядоченной информацией. С начальником этого отдела ГУБОП я говорил о поиске заложников и пропавших без вести за месяц до начала войны в Дагестане. Он и поинтересовался: есть ли у меня фотографии бандитов? Я ему объяснил, что, если бы у меня были фотографии бандитов, меня бы не было в живых, что у меня другая специальность. Но из разговора с ним я понял, что ГУБОП – наиболее информированная на тот момент силовая структура, которая действительно работала на территории Чечни (в отличие от остальных, которые махнули на Чечню рукой), только-только получил команду активизировать работу в республике и никаких систематизированных массивов информации не имеет.
После первой чеченской войны систематическая работа внутри Чечни была возложена на МВД. После похищения генерала Геннадия Шпигуна деятельность российских силовых структур в Чечне прекратилась.
В республике не было никакой агентуры. Границу Чечни поделили между разными структурами. МВД и внутренние войска контролировали в основном ставропольский участок границы и часть Дагестана. Предгорную часть границы должна бала контролировать армия, горный участок границы – пограничные войска. Вели себя эти подразделения очень по-разному и нескоординированно. МВД-шники держали границу, и в июле на северо-западном участке границы были даже столкновения с применением артиллерии и вертолётов. Пограничники бросили границу через некоторое время, посчитав, что не их дело охранять что-то внутри РФ – юридически же Чечня так и не стала независимым государством. Армия под постоянный контроль границу вообще не брала. До начала событий в Дагестане в регионе не было единоначалия.
Я работал в мае 1999 года в Ставропольском приграничье. Главное впечатление от деятельности силовых структур: регионализация их деятельности, переход контроля над ними к местным органам власти. Про Ингушетию я вообще не говорю. Все, что я знаю о политике Центра в отношении Северного Кавказа в 1996–1999 годах – это политика "никакая", отсутствие общего понимания военных задач и координации из центра деятельности силовых структур. Частично силовиков перетягивали под свое крыло региональные органы власти, частично силовики занимались собственным обогащением.
Вот на этом фоне в марте 1999 года была поставлена задача: подготовка военного решения чеченской проблемы. Но инерция 1996–1999 годов мешала решать новые задачи, поставленные органами власти. Исключением были разве что МВД и внутренние войска (ВВ), стоявшие по границе, – они начали вести какие-то действия, направленные на то, чтобы взять ситуацию в регионе под контроль.
Но все это делалось без учета ситуации внутри Чечни. Для тех же ВВ-шников вторжение Басаева в Новолакский район Дагестана было полной неожиданностью. В селе Тухчар басаевцами была уничтожена застава внутренних войск.
Власть не проводила осмысленной политики в отношении Чечни после августа 1996 года, а точнее после подписания договора в мае 1997 года. "Авось само рассосется". В этих условиях все структуры действовали в меру своего понимания задач.
Между тем на тот момент экстремисты и террористы составляли в Чечне маргинальное меньшинство. В ноябре 1999 года для подавления террористов и экстремистов Аслан Масхадов, лидер чеченских сепаратистов, был готов de facto отказаться от независимости и передать верные ему отряды под федеральное командование. Федеральное руководство оставило эти предложения без ответа, последующие полгода крупномасштабных боевых действий объединили все силы чеченского сопротивления.
В мае 2000 года, когда "большая" война закончилась, а партизанская еще не началась, у федеральной стороны вновь возникла возможность изолировать террористов с помощью переговоров – разумеется, с позиции силы – с умеренными сепаратистами, прежде всего – с масхадовским парламентом. Переговорщиков тогда устранили, в Чечню посадили казавшегося лояльным Кадырова. Сепаратистов начали отлавливать в ходе жестких "зачисток". За два-три года массового неизбирательного насилия "федералы" создали экстремистам обширную мобилизационную базу. "Мобилизованная" таким образом молодежь <...> шла прежде всего к радикалам.
В прошедшем году с сепаратизмом в России вроде бы было покончено – новая конституция, новый президент – все чин-чином. Только вот выборы были странные – народ от них все больше бежал. И новоизбранный президент все больше <...> [прятался] от благодарного электората умиротворенной республики.
Вот и борьба с террором примерно столь же успешна...
<...> Перед «второй чеченской» заговорили о терроре – "борьба с терроризмом" не в последнюю очередь служила для укрепления режима. Но теперь мы пришли к тому, что в России действительно существует террористическое подполье – на Кавказе и от Кавказа до Москвы. И Шамиль Басаев без особых проблем отдыхает вдали от "контртеррористической операции", на лоне природы...12
Политковская рассказывает о беседе с человеком из чеченского МВД про ваххабитский джамаат. Грозненский джамаат – по его словам – полгода назад был уничтожен под корень. Спустя несколько месяцев они обнаружили, что грозненский джамаат существует и новая молодежь заняла пустующую нишу. Конфликт воспроизводится за несколько месяцев. У нас в Чечне, а теперь, как выясняется, и в Ингушетии, после двух лет работы там силовых структур существует и действует ваххабистское подполье, хотя не уверен, что его стоит называть ваххабитским. Война в Ингушетии 21 июня началась по вечернему намазу, по намазу и закончилась. На молитве совершали обряд "зикр", то есть в операции принимали участие приверженцы традиционного ислама. Это свидетельствует о единстве сил. В 1999 году ваххабиты воспринимались большинством населения Чечни как враги, как временные союзники, пока идет война с русскими, но они, собственно, русских и привели. Теперь ваххабиты воспринимаются как часть сопротивления, – это подтверждают слова человека из чеченского МВД.
Подполье существует не только в Чечне, но и в Ингушетии, и, вероятно, в Дагестане (в меньшей степени), и скорее всего в Карачаево-Черкесии.
Война расползается.
Радикализация ислама – это еще и реакция на ложь, лицемерие и жестокость окружающего мира.
Равнинный Надтеречный район Чечни считается спокойным, к тому же он вроде бы прикрыт от мятежного юга множеством блокпостов. Однако именно здесь, в райцентре Знаменское, 12 мая 2003 года взорвался груженный взрывчаткой "Урал". Погибли 59 человек, около трехсот ранены, большинство пострадавших – гражданские лица. Объектом атаки были здания районной администрации МВД и ФСБ <...>12.
Осенью 1999 года войска прошли Надтеречный район быстро и без больших потерь. Они не успели ожесточиться и местных жителей особо не терроризировали. И у тех не возникло личных счетов к федералам.
В середине 2000 года, после окончания активных боевых действий, население не только северной, но и центральной Чечни (между Тереком и горами), похоже, готово было принять федеральную власть. Но та, к сожалению, обманула их надежды: она принесла не порядок и закон, а грабежи и насилие. На отдельные вылазки боевиков федералы стали отвечать карательными акциями.
Перманентные зачистки, исчезновения людей неуклонно расширяли мобилизационный ресурс сопротивления. <...>
В начале года Чечню потряс случай с Висади Шокаровым, которого милиционеры заподозрили в убийстве <...>. 6 января Шокарова задержали в Ингушетии в лагере беженцев "Сацита" и доставили в Знаменский РОВД.
Адвоката к Висади не допустили, а 12 февраля в лагерь "Сацита" привезли его труп. Голова скальпирована и пробита, одна нога отсутствует, тело обгоревшее, с многочисленными колото-резаными ранами, на руке болтается наручник. Прокуратура объявила, что все это – результат дорожно-транспортного происшествия. Родственники этому, естественно, не поверили, а прощать такие вещи в Чечне не принято.<...>
Теракт в Знаменском продемонстрировал, что за годы войны власти добились одного – мирный север уже почти не отличается от мятежного юга. И еще: тех, кто погиб при взрыве Дома правительства в Грозном 27 декабря прошлого года, боевики хотя бы формально могли назвать "пособниками оккупантов". В Знаменском же террористы заранее знали, что обрекают на смерть множество мирных жителей.13
Два объективных фактора, определяющих ситуацию в регионе: радикализация как подполья, так и российских силовиков, прошедших через Чечню. Объективно это способствует раскручиванию маховика войны.
Задача гражданского общества в этой ситуации – не только оппонирование власти (оппонировать ей, безусловно, необходимо), но и борьба против двух неприемлемых крайностей. Хорошо бороться против вьетнамской войны, живя в Соединенных Штатах. Если бы Вьетнам находился в Калифорнии, было бы гораздо сложнее выступать за прекращение войны, понимая, что есть два уклона, из которых "оба хуже", и необходимо дистанцироваться от обоих. Было бы гораздо проще, если бы все сводилось к заговору власти и лишь ее действия были бы единственным фактором, способствующим воспроизводству войны. Если бы взрывы 1999 года были бы организованы ФСБ, ситуацию было бы проще понять: "У нас-де нехорошая власть, которая все это спровоцировала, организовала, заварила, и надо бороться против нее".
На самом деле ситуация сложнее.
Общество находится между двух огней: властью, проникнутой идеей реванша, и террористическим подпольем, жаждущим мести. Благодаря репрессивной политике властей подпольные организации все время пополняются новыми членами. Планировалось ли это? Точно не планировалось. Это объективный результат. Идеология обеих воюющих сторон одинаково чудовищна.
Российское общество сегодня находится под двойным прессом. С одной стороны – террористы. С другой – государство, чья "борьба с террором" болезнь отнюдь не лечит, но усугубляет. По отдельности эти вызовы вставали перед обществами разных стран. Двадцатый век оставил нам в разной степени успешный опыт противостояния тоталитарному государству.
Есть и современные примеры жизни – не выживания! – в условиях террора маргинального.
Нам предстоит решать две эти задачи сразу – и до, и после выборов.14
Вердикт суда, запрещающий выдачу Ахмеда Закаева, можно считать оценкой работы российской прокуратуры английским судом.