Мое кредо - защищать человека от государственной машины

Ю.Шмидт. Фото из книги: Шмидт Ю. Адвокаты свободы. М.: Независимое издательство ПИК, 1998 (увеличить)

Мы предлагаем читателям ознакомиться с размышлениями Ю.Шмидта о политических процессах нынешнего и прошлого веков и о тенденциях в современном законодательстве и правоприменительной практике. Адвокат подробно рассказывает о процессах, в которых он участвует в настоящее время: деле Ходорковского¹ и деле сотрудников Сахаровского Центра². Ю.Шмидт также рассуждает о принципах, которыми руководствуется адвокат при выборе клиентов. Шмидт Юрий Маркович — адвокат адвокатской консультации "Юрий Шмидт и Партнеры" Санкт-Петербургской городской коллегии адвокатов, председатель Российского комитета адвокатов в защиту прав человека.

Быть адвокатом — жизненная позиция

Для многих людей моего поколения быть адвокатом означало выбрать не просто профессию, но и определенную жизненную позицию. Это был трудный выбор со своими плюсами и минусами.

Главным минусом был социальный статус адвоката, главным плюсом — то, что моя профессия давала мне возможность вступать в более или менее открытое противостояние (противоборство) с государственной машиной. Я в свое время сформулировал для себя такое сredo: "Я всегда защищаю именно человека в его борьбе с бездушной государственной машиной, которая, не разбирая, перемалывает и правого, и виноватого". Это давало мне необходимый моральный комфорт, даже если преступление, в совершении которого обвиняли моего подзащитного, было тяжким, а его личность не вызывала никаких симпатий. К слову сказать, адвокат не всегда знает, виновен человек, которого он защищает, или нет. И не должен стремиться узнать правду, особенно когда речь идет о тяжких насильственных преступлениях. В этих случаях желательно максимально дистанцироваться от клиента и не располагать его к излишней откровенности.

Но если речь шла о защите по делам об экономических преступлениях (совершенных торговыми работниками или так называемыми "цеховиками"), я, зная соответствующую сферу, не сомневался, что обвиняемые, скорее всего , виновны.

В СССР люди, обладающие талантом финансистов, менеджеров и просто незаурядной жизненной энергией, реализовать которую в рамках системы с выгодой для себя и пользой для общества было невозможно, оказывались вне закона.

С общечеловеческой точки зрения я большинство таких людей преступниками не считал. Но я очень хорошо знал, что, к примеру, советская система торговли или местной промышленности в принципе не допускает существования "белых ворон". Если ты работаешь внутри этой системы, то ты можешь жить только по ее правилам. И в современной России ситуация точно такая же, только число криминализированных сфер многократно возросло.

Когда же приходилось защищать действительно опасных преступников (среди моих клиентов, естественно, попадались и такие), моральные силы давало сознание, что я могу что-то сделать для своего подзащитного, найти хоть какое-то доброе слово, снять с него хоть часть грязи и огульных обвинений. По традиции, советское следствие не допускало никаких полутонов, обвиняемый всегда был обрисован одной черной краской.

Конечно, я предпочитал морально справедливые дела, но ограничиваться ими в то время не мог. Сегодня (в отличие от многих моих коллег, которые считают, что адвокат должен руководствоваться принципом "кто первый обратился, тот и клиент"), я могу себе позволить занять строго избирательную позицию.

Хотя я свою точку зрения и никому не навязываю. Невиновных обвиняемых не хватит на всех адвокатов. А в защите нуждается каждый человек. Если все адвокаты начнут выбирать дела исходя из своих симпатий и антипатий к клиентам, то огромное количество людей останутся без защиты, что неправильно.

Адвокат не должен нарушать дистанцию между собой и клиентом. Часто приходится защищать людей, действительно совершивших преступление. Адвокат работает с доказательствами, с юридической квалификацией, выявляет смягчающие обстоятельства. И здесь его собственное жизненное кредо и личное отношение к клиенту не должны играть никакой роли.

Но есть категория дел, где разборчивость, с моей точки зрения, необходима для каждого, кто берется за осуществление защиты. В первую очередь — это политические дела.

Речь П.Александрова в защиту Веры Засулич была, безусловно, политическая. В ней осуждался целый ряд политических институтов, если не царизм в целом. Такую речь мог, в общем, произнести только человек, имеющий определенные нравственные и политические убеждения, разделяющий в чем-то политические взгляды своей подзащитной.

Через 40 лет М.Бейлиса защищали адвокаты, которые были известны как люди весьма либеральных убеждений. Они искренне были уверены, что "дело" их подзащитного — сознательная провокация определенных властных кругов, и их личная уверенность вместе с профессиональным мастерством помогли убедить в этом присяжных.

Когда судили Сергея Адамовича Ковалева, я предпринял попытку вступить в его дело. Меня, естественно, не допустили по причине политической неблагонадежности, тогда я рекомендовал Ковалеву адвоката на время ознакомления с материалами следствия. Это был "допущенный" адвокат, но в то же время порядочный человек, который к тому же готовился выехать в Израиль. Сергей Адамович не собирался идти на какой-либо компромисс (за счет лояльного поведения добиваться какого-то смягчения наказания). Его позиция сводилась к тому, что в "Хронике текущих событий" не было никакой клеветы на советский строй и все опубликованное в этих "самиздатских документах" в полной мере соответствовало действительности. Перед судом Сергей Адамович задал своему адвокату вопрос: "Будете ли вы разделять мою позицию в суде?"

И его защитник, несмотря на то, что ему мало что грозило (он был участником войны, награжден государственной наградой, кроме того, как я уже сказал, собирался уезжать в Израиль), честно сказал, что к этому не готов... На что Сергей Адамович ответил: "Спасибо за ту профессиональную помощь, которую вы мне оказали, — она мне была полезна, но тогда в суде я буду вынужден защищаться сам"...

В 1991 году многие мои вполне уважаемые коллеги с готовностью пошли защищать гэкачепистов, что вызвало у меня удивление. Я разговаривал с некоторыми из этих защитников и сказал, что есть адвокаты, которые придерживаются практически тех же политических убеждений, что и подсудимые, например Юрий Иванов, который позднее стал депутатом Думы от КПРФ. Они во многом разделяли убеждения своих подзащитных, поэтому их работа могла быть значительно более эффективна.

Идти защищать, скажем, Э.Лимонова я бы стал только в случае, если бы был последним адвокатом на Земле. Но С.Беляк, "личный адвокат" В.Жириновского и всей этой мало симпатичной команды, сделает это без напряжения и с большей пользой для клиента.

Я недавно выступал в качестве представителя потерпевшего по делам об убийстве Сергея Юшенкова и Галины Старовойтовой³. К сожалению, из-за занятости в деле Ходорковского я не смог взять защиту прав потерпевших — семьи Николая Гиренко⁴, убитого недавно в Петербурге. По моей просьбе коллеги из моей консультации взяли эту защиту на себя.

Мой друг, известный адвокат, который лично знал Юшенкова, был с ним в приятельских отношениях, защищал главного обвиняемого по делу о убийстве депутата и долго пытался объяснить, что был просто обязан пойти в это дело. Но, по-моему, чувствовал себя некомфортно. Думаю, что мое личное — весьма уважительное — отношение к убитому Юшенкову в сочетании с уверенностью в том, что на скамье подсудимых сидели настоящие преступники, сыграло в суде присяжных не последнюю роль и повлияло на то, что присяжные 11 голосами против 1 признали Коданева виновным6.

Я твердо убежден, что в политических делах защита будет наиболее успешной, если клиент и адвокат имеют примерно схожие политические убеждения. Конечно, это не значит, что защитниками террористов должны быть люди, которые сами оправдывают террор. Но я подозреваю, что у арабских террористов или, например, у "красных бригад" есть политическая платформа. Вполне возможно, что есть адвокаты, которые могут лучше эту позицию представить. Адвокат имеет право быть пристрастным. Как совместить пристрастность с профессиональной добросовестностью? Не нужно фальсифицировать доказательства, извращать факты или совершать какие-то недозволенные действия (незаконные либо аморальные). Но внутреннее убеждение, эмоциональная окраска в выступлениях адвоката — сильное оружие в его борьбе.

В деле Ходорковского имеет место нарушение фундаментальных прав человека, поэтому я его дело считаю "своим", хотя богатые люди среди моей клиентуры — редкое исключение.

Я очень горжусь своим участием в этом деле, как и в деле сотрудников Сахаровского Центра (да и в целом ряде других дел, которые я вел последнее время). Считаю свой "избирательный" подход оправданным.

Dura lex, sed lex

В деле Ходорковского попирается право на экономическую свободу, на свободу владения и распоряжения имуществом, на свободу предпринимательской деятельности, право на личную свободу, право не быть арестованным без достаточных оснований и доказательств необходимости именно этой меры пресечения.

Кстати, Ходорковский в своем блестящем выступлении в суде сказал, что по первому эпизоду его судят за то, что он жил и работал при крайне несовершенных законах о приватизации.

"Меня обвиняют в хищении акций предприятия "Апатит" и Научного института УИФ. Я докажу, что это неуклюжая попытка списать на меня те ошибки, которые были допущены в законодательстве о приватизации в начале процесса приватизации"6.

Здесь не лишним будет вспомнить и латинскую пословицу: Dura lex, sed lex (Закон суров, но это закон).

В деле Ходорковского очевидно явное и грубое политическое давление на ход судебного процесса. Меня, конечно, пугает государственный разбой, который творится в отношении успешной, самой прозрачной российской компании. Я могу указать на массу формальных нарушений, допущенных в этом деле. Они все перечислены в жалобах, которые писали мои коллеги. Накопился целый огромный том, где перечислены все эти нарушения. Но главным нарушением Конституции, российских и международных законов в деле Ходорковского я считаю его абсолютно незаконный арест и содержание под стражей⁷. Его арестовали в Новосибирске, хотя он не получал повестки. Повестку получили за него и сказали, что он будет через 2 дня, когда вернется из командировки. Ходорковского этапировали в Матросскую тишину и держат в заключении, чтобы его было легче ограбить.

Я считаю Ходорковского политическим заключенным. Действия, которые инкриминируются Михаилу Ходорковскому, относятся к сфере гражданско-правовых отношений, но были переведены в плоскость уголовных обвинений по политическим мотивам⁸.

Возьмем, чтобы не отвлекаться на мелочи, одно из самых громких обвинений в адрес моего подзащитного — уклонение от уплаты налогов. В чем суть этого обвинения? Что такое бизнес вообще? Бизнес — это некоторая виртуальная субстанция, которая обладает целым рядом имманентно присущих ей качеств, в том числе — "сверхтекучестью". По своей природе бизнес не может не стремиться к максимальной прибыли. Будучи ограничен какими-то рамками, скажем, законодательными, найдет дырочки, микротрещинки, найдет именно в силу сверхтекучести. Если в нормальном процессе производственной деятельности бизнес вышел за рамки закона, первые претензии надо предъявлять законодателю. Самое главное — стабильность и ясность законов, которые регулируют эту сферу деятельности.

Что инкриминируют Ходорковскому? В чем суть этой самой 199-й статьи? Это сокрытие доходов от налогообложения. Человек, который зарабатывает миллиард, подает налоговую декларацию на миллион и не доплачивает налоги государству.

Может представить документы фальшивые, подтверждающие, что он заработал только миллион.

Как было в ситуации с Ходорковским? Когда-то с очевидной целью поставить на ноги упавшие в грязь и пыль наукограды правительство сделало их внутренними офшорами, предоставив налоговые льготы предприятиям, которые будут вести в них свой бизнес. Не было корпораций, крупных компаний, которые бы этим не воспользовались. Все они открывали в наукоградах свои посреднические конторы. Они не открывали ни металлургических производств, ни машиностроительных, ни нефтеперегонных заводов.

Администрациям этих территориальных образований было известно, что на их территории появлялись только конторы, через которые прокачивались деньги.

Администрации и налоговые органы заключали с ними договоры и предоставляли им льготную упрощенную систему налогообложения. Вся отчетность о доходах абсолютно соответствует действительности — никто ничего не скрывал. Но вот поскольку закон предоставил такую возможность для спасения этих наукоградов, компании получили от государства налоговые льготы.

Но, допустим, через какое-то время выясняется, что государство имело в виду, что в наукоградах следует создавать не посреднические конторы, а реальные производства, чего в тексте закона нет. Принимайте новый закон, в котором ясно будут прописаны новые правила. Если же искать виновных, — кроме законодателей — первые претензии должны быть предъявлены к налоговым органам, которые из года в год льготу предоставляли.

Но Ходорковскому предъявили уголовное обвинение за невыплату налогов в 1999 году. По 2000-му только что приступили к взысканию 99 млрд рублей с компании ЮКОС, причем надо сказать, что 99 млрд рублей — это даже не недоплаченные налоги. Лишь какая-то часть этой суммы представляет собой недоплаченный налог. Остальное — пени и штрафы за "просрочку", что в несколько раз (если не в десятки раз) превысило сумму недовнесенных налогов. Даже если имело место налоговое нарушение, то, как сказал Ходорковский в своем выступлении: "ЮКОС платил налогов не меньше, а больше многих других компаний, легально и в ограниченном объеме, используя предоставленные законом льготы. Предприятие являлось сначала третьим, а потом вторым налогоплательщиком страны после "Газпрома", оно проверяется по вопросам налогов разными инстанциями до 500 раз в год, его налоговая отчетность проверяется международным аудитом и принимается непосредственно в Министерстве по налогам и сборам, и на приеме этой отчетности часто присутствует лично министр. Как может оказаться, что через 4 года предприятие, которое формировало 5% федерального бюджета, вдруг должно было формировать в два раза больше? Через 5 лет с него не только потребуют эти налоги, но еще и сажают в тюрьму за уклонение ои налогов....⁹

Не говоря уже о том, что Ходорковский был руководителем корпорации, где существовало правовое управление из десятков юристов, свои собственные службы, чьей прямой обязанностью было следить за соблюдением законодательства в сфере налогообложения. Заключения многочисленных налоговых проверок подтверждали, что все налоги уплачены сполна.

Еще одно обвинение — приватизация того самого комбината "Апатит". Был закон о приватизации, по которому передача собственности в частные руки проводилась разными способами, в том числе через инвестиционные конкурсы. Инвестиционный конкурс проводился так: выставлялся определенный пакет акций, устанавливалась их цена плюс конкурсанты предлагали свои инвестиционные условия.

Точнее, им выдвигалась какая-то инвестиционная программа, а они предлагали сумму инвестиций.

Но в чем суть: там реально была инвестиционная программа, которая предусматривала обязательства инвестировать около 200 млн долл. (на эти средства должны были быть построены пивной завод и "Дом малютки" в Мурманске, за 180 км от Апатитов). Закон был абсолютно абсурдный, предприятию "Апатит" ни пивной завод, ни Дом малютки не были нужны.

Ходорковский говорил на суде:

Обвинение не утверждает, что я не заплатил государству. Меня обвиняют в попытке отказаться переводить деньги из кармана одного частного предприятия в карман другого частного предприятия, причем, по утверждению следствия, оба эти частные предприятия мне же и принадлежат. В случае "Апатита" обвинение говорит о 70%, в случае НИУИФа обвинение говорит о 84%. Меня обвиняют в отказе переложить деньги из одного своего кармана в другой свой же карман. ¹⁰

Есть, например, такая статья: "Причинение имущественного ущерба без признаков хищения". Обещал, но не дал — причинил ущерб. Например, безбилетный проезд в транспорте, неуплата за электроэнергию, невыплата квартплаты. Некто понес убытки (упущенная выгода), но он не лишился своего имущества. Ходорковского обвиняют в хищении 200 млн долл. инвестиций, которые не были внесены по условиям этого конкурса. Выходит, что если бы участник аукциона обещал вложить в предприятие 20 млн долл., его бы обвинили в хищении 20 млн долл., а если бы он обещал инвестировать миллиард — то в хищении на сумму 1 млрд долл. Это же бред!

За акции было уплачено — не выполнена инвестиционная программа. Можно расторгнуть договор, можно потребовать вернуть полученное по договору.

Завод и Дом малютки действительно не были построены. Но какое в этом хищение? Пожалуйста, если вы считаете, что Ходорковский сегодня должен был построить пивзавод и Дом малютки, вынесите судебное решение, обязав его построить Дом малютки и этот самый пивзавод. И если он не построил добровольно, взыщите с него средства в порядке гражданского судопроизводства.

Несколько лет государство пыталось что-то предпринять, но никому в голову не приходило возбуждать уголовное дело. Через 9 лет возбудили, только после того, когда была команда "фас".

И еще одно почти анекдотичное обвинение: Ходорковского обвиняют в неисполнении судебного решения по этому делу. Было судебное решение, обязывающее вернуть 400 тыс. акций, которые были приобретены.

Но акции были распылены путем последующей продажи, ни вины, ни вообще роли Ходорковского в этом не проследить. Но его обвиняют в том, что он сначала эти акции украл, а потом не исполнил судебное решение об их возврате.

Представьте себе, что вора поймали на краже и вынесли приговор — взыскать стоимость похищенного. Он не платит. Тогда его привлекают еще и за невыполнение судебного решения о возврате похищенного. Это то же самое, что сказать: "Ты украл, мы тебя судим за хищение, а еще ты не заплатил налоги на похищенную сумму, получил взятку и не заплатил налоги на нее. Получай еще одну статью".

Обвинение Ходорковского в неисполнении судебных решений столь же абсурдно.

В деле Сахаровского Центра, конечно, уровень противостояния с властью значительно ниже. Здесь пока еще не проявляется высшая политическая воля. Думаю, что это личная инициатива прокуратуры, уступившей нажиму РПЦ и клерикальной части государственного аппарата, в первую очередь Государственной Думы.

Видя явную религиозность нашего президента и усиление влияния Русской Православной Церкви в нашем обществе, имея обращение депутатов Думы и тысячи обращений зомбированных прихожан разных храмов, написанных под копирку, прокуратура решила продемонстрировать свое усердие. Хотя, возможно, они и получили соответствующие рекомендации от какого-то чиновника администрации президента.

В этом деле нарушается право на свободу совести, самовыражения, художественного творчества, право производить, получать и распространять информацию. Под угрозой также право исповедовать любую религию или не исповедовать никакой и пропагандировать свою точку зрения.

"Дело художников" — уникальный процесс с точки зрения своей чудовищности, мракобесия — и в то же время это очень страшное знамение. Я, когда услышал об этом деле, был убежден, что никакого дела просто быть не может, что это больше похоже на анекдот. Но когда мне сказали, что предъявлено обвинение и людям предложено ознакомиться с материалами дела перед передачей его в суд, я понял, что это серьезно. Когда меня спрашивают о сути обвинения, я рассказываю, что есть 100-страничное заключение комплексной экспертизы по этому делу. Пересказать его суть невозможно. Моего бедного языка не хватает для того, чтобы описать уровень кликушества при оценке экспонатов этой выставки. Я считаю, что и то, и другое дело — это дела о защите фундаментальных прав, прав разных, но в совокупности составляющих всю нашу свободу сегодня"¹¹.

В деле Сахаровского Центра главное нарушение — обвинение, не соответствующее требованиям УПК, очевидно противоречащее Конституции, нарушающее многие ее статьи.

Вот всего лишь 2 примера:

В своем постановлении в отношении Ю.В.Самодурова следователь записал: "В связи с тем, что обвиняемый продолжает занимать свою должность, не исключается возможность совершения им аналогичного преступления экстремистской направленности. Кроме того, соучастники совершенного им преступления, прежде всего Зулумян Н.Г., скрылись с места своего проживания в г.Москве".

Из процитированной части постановления видно, что следователь употребил формулировки, содержащие утверждение о том, что Ю.В.Самодуров совершил преступление, тогда как обвинение, предъявленное Ю.В.Самодурову, еще не было предметом судебного разбирательства, виновность Ю.В.Самодурова в совершении какого-либо преступления не доказана в установленном законом порядке и не установлена вступившим в законную силу приговором суда.

Таким образом, следователь допустил в отношении Ю.В.Самодурова нарушение принципа презумпции невиновности, который закреплен в ст. 49 Конституции РФ, ст. 14 УПК РФ и ст. 6 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод¹².

Пункт "а" части 3 статьи 6 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод требует детального информирования обвиняемого о характере и причине выдвинутого против него обвинения. Предъявленное Самодурову обвинение должным образом не конкретизировано, что нарушает его право на защиту, необходимым условием которого является предусмотренное п. 1 ч. 4 ст. 47 УПК РФ право обвиняемого знать, в чем он обвиняется. На выставке было представлено около 40 экспонатов. Следствием для проведения оценки экспертам направлено 34 работы. <...>

Постановление о привлечении в качестве обвиняемого сформулировано в самом общем виде. В нем приводится лишь перечень работ, содержание которых, как можно предположить, имеет "криминальный характер". В чем же именно заключается этот самый криминал, то есть что конкретно в каждом экспонате разжигает вражду и/или унижает достоинство — в постановлении не говорится ни слова. <...> Cледователь указывает, что "специальная оценка каждому экспонату... дана в заключении экспертов, с выводами которых следствие согласно". Однако, во-первых, даже полное согласие с экспертами не освобождает следствие от обязанности предъявить обвинение, соответствующее требованиям закона. Во-вторых, хотя это уже не имеет принципиального значения, в ходатайстве приводились примеры, из которых видно, что разные эксперты не всегда были единодушны в своей оценке отдельных экспонатов. Соответственно, невозможно понять, с какими из противоречащих друг другу выводов выражает свое согласие следователь.

В соответствии с ч. 1 ст. 252 УПК РФ судебное разбирательство проводится лишь по предъявленному обвинению. Никакого обвинения по содержанию и направленности перечисленных в постановлении экспонатов Самодурову не предъявлено.

Таким образом, содержание, смысловая направленность выставленных произведений вообще не может быть предметом судебного исследования. Ясным осознанием данного обстоятельства будет определяться тактика защиты в суде. Мы также будем выражать решительный протест против любой попытки стороны обвинения выйти за определенные законом пределы судебного разбирательства¹³.

Я должен был подчеркнуть несоответствие обвинения (по делу Сахаровского Центра) требованиям закона, т.е. его абсолютную неконкретность и расплывчатость. В качестве примера, пришедшего в голову прямо в процессе выступления, а потом уже использованного на пресс-конференции, я сказал:

В обвинении по делу Синявского и Даниэля, например, четко указывалось, какие строчки этих писателей являются антисоветскими. <...> В обвинительном заключении (по делу Сахаровского Центра) приводится лишь перечень работ. Непонятно, в чем именно заключается криминал и как каждый экспонат разжигает вражду и ненависть¹⁴.

Выставка — это не абстрактное понятие, а кумулятивное, и состоит она из экспонатов, и их там было не 34, а 40. Не все были признаны криминальными. И приговор, стало быть, можно вынести, только оценивая каждый экспонат по отдельности. А этого следователь не сделал. Он был правильным и пока сработал, потому что дело отправили на доследование, и вот уже 1,5 месяца о нем ни слуху, ни духу. Это сравнение в большей мере адвокатский риторический прием, а не свидетельство каких-либо тенденций в отечественном правосудии.

В деле Сахаровского Центра я абсолютный оптимист. Я очень надеюсь, что мы это дело похороним даже в прокуратуре. Если нет, то, несмотря на любое давление, мы добьемся оправдания в суде. В крайнем случае, Сахаровский Центр дождется решения Европейского суда, и нет ни малейшего сомнения, что вердикт этого суда будет оправдательным. Но я всегда люблю идти коротким путем, наиболее эффективным...

Если бы и Ходорковский был на свободе, я был бы абсолютно уверен, что рано или поздно он будет оправдан. В крайнем случае, в Страсбургском суде. Но Ходорковский сидит в тюрьме, а длительность и бюрократичность страсбургских процедур нам прекрасно известна. Поэтому оптимизма в деле Ходорковского я, к сожалению, не испытываю вообще. Надежды у меня только на относительно некровавый финал. Когда власть его полностью ограбит, отберет все, что у него есть, она может понять, что ей не нужно, чтобы Ходорковский отбывал 10-летний срок тюремного заключения. Он будет для властей как бельмо в глазу и как заноза. И тогда может последовать команда смягчить подсудимому наказание или вынести ему условный приговор или что-нибудь в этом духе.

Меня как юриста такое положение дел шокирует. Ходорковского защищает весьма профессиональная команда! По любому эпизоду я берусь любому непредвзятому суду доказать, что в деятельности Ходорковского нет ничего, кроме нормальной предпринимательской практики.

Но в конечном счете и дело Ходорковского и дело Сахаровского Центра — политические, оба имеют принципиальное значение для отечественной юстиции.

Ни одно из этих дел не могло, безусловно, возникнуть, скажем, еще 5–7–10 лет назад.

Никитину повезло, что его дело закончилось в 1999 году в первой инстанции, в 2000 году — во второй инстанции. Если бы оно слушалось несколькими годами позже, то наша власть нашла бы способ признать его виновным, как бы это ни было трудно с точки зрения закона. Правда, бывают и другие чудеса.

В июле 2003 года в Перми я все-таки тоже добился оправдательного приговора журналистам местной областной газеты, которых обвиняли в разглашении государственной тайны.

Следствие по делу тоже вело ФСБ. Евгений Герасимов, судья пермского областного суда, все-таки вынес оправдательный приговор. Верховный суд отклонил протест прокурора, и приговор этот ("секретный приговор", который нигде не напечатан; я его даже на руках не имею) вступил в законную силу.

Сегодня судья может быть независимым

По возрасту я не могу иметь личных впечатлений о таких делах как процесс Промпартии или Шахтинский процесс, медицинские процессов 50 годов.

Мой опыт начинается с 60. Но я сравниваю нынешние политические процессы с хозяйственными делами той эпохи (были крупные хозяйственные дела, судили крупных торговых работников, государственных служащих, по-моему, впрочем, не выше замминистра). Это день и ночь.

Обратите внимание, как организован сегодня судебный процесс: сколько защитников, как соблюдаются процедуры. Телефонное право, политический нажим, все, конечно, существует, но "за кадром". Все же это действительно две разные эпохи.

Произошла наирадикальнейшая демократизация судопроизводства. Изменились также условия работы адвоката.

Я сформулировал такую максиму: "Адвокатура в СССР являлась вынужденной уступкой общественному мнению загнивающего Запада". В то же время не могу сказать, что КПД нашей работы совершенно приближался к нулю. Все-таки удавалось помогать людям, удавалось добиваться и формально неплохих результатов. Я мог бы назвать какое-то количество выигранных дел. В то время судьба меня хранила. Я имел репутацию диссидента в адвокатуре, меня вызывали в свое время на допросы в ГБ, у нас дома был обыск. Поэтому я не был допущен до "спецдел". Я не сомневаюсь, что при своем темпераменте и некоторой бесшабашности я бы сломал себе шею на первом же политическом деле. Я хорошо помню, как меня не допустили к делу Сергея Адамовича Ковалева.

Я пришел домой после жесткого разговора с председателем Коллегии адвокатов, который орал на меня за одну лишь мою идею принять участие в деле Ковалева, и с возмущением стал рассказывать своему отцу — старому зэку (он отсидел более 25 лет). Папа так повел бровями и спросил: "Тебе так хочется распроститься со своей работой?" Он меня успокоил: "Ты же ведь хотел, но у тебя не получилось..."

Нынешнее положение в правовой сфере никак нельзя сравнить с прошлым.

Чем отличалась советская эпоха? В ту пору не нужно было по каждому конкретному случаю звонить судье и давать указания, как нужно разрешить то или иное дело. Опытные судьи знали, что такое политика партии в сфере правоприменения. Им иногда напоминали о том, что им следует делать: выходило постановление "О борьбе со взяточниками" или "расхитителями социалистической собственности", или "О борьбе с фальшивомонетчиками" или "валютчиками". Или лозунг: "Пусть земля горит под ногами хулиганов!". И вся судейская вертикаль уже сама следила за выполнением политики партии. Обвиняемым, попавшим под "кампанию", не приходилось рассчитывать на избирательный подход, на мягкость, гуманность. Для судьи был выбор: совесть или судейское кресло.

И сегодня существуют заказные дела, где судейская вертикаль не может воспользоваться своей формальной независимостью. Дело Ходорковского — пример такого заказного дела.

Но подобных дел сейчас все-таки (или пока еще?) не так много. Это дела, где присутствуют интересы высшей власти. К таким делам я отношу, конечно, дело Сутягина, которого слишком долго продержали в тюрьме, чтобы потом, как говорится, опростоволоситься. Таким же невезучим оказался Гриша Пасько, которому не повезло после оправдания Никитина — ФСБ просто не могла допустить оправдания уже второго "шпиона". Но разница существенна.

За последние годы в сфере правосудия произошли парадоксальные изменения (за исключением отдельных нетипичных монструозных законов): либерализация нормативной базы и одновременно ужесточение правоприменительной практики.

Этот парадокс демонстрирует, что ментальность наших правоохранителей не изменилась. Может быть, ужесточение практики становится реакцией на слишком либеральные законы. В частности, либеральные нормы, регулирующие уголовно-процессуальную сферу, наши силовые структуры не хотят и не умеют выполнять. Они находят разные способы противодействия.

У нас принят ряд вполне демократичных законов. Главным из них я считаю УПК. Уголовно-процессуальный кодекс — профессионально уязвимый документ, недоработанный, противоречивый. Хотя я резко возражал, когда некоторые правозащитники объявили, что новый УПК превращает уголовный процесс в карательный конвейер. УПК очень либеральный документ, именно поэтому его сейчас всеми силами пытаются ужесточить. Конституционный суд сыграл в свое время неоценимую роль в либерализации уголовного процесса. В последнее время он заметно сдал позиции.

1. Подробнее о деле М. Ходорковского см. Хронику дела ЮКОСа. См. также Cайт "Пресс-Центр Михаила Ходорковского" и на сайте "Группа поддержки Михаила Ходорковского и других обвиняемых по "делу ЮКОСа".
2. С 14 по 18 января 2003 г.в Музее и общественном Центре им. Сахарова прошла выставка "Осторожно, религия!". 15 июня 2004 г. в Таганском районном суде Москвы начался суд над Юрием Самодуровым, директором Музея и общественного центра "Мир, прогресс, права человека" им. А.Д.Сахарова, сотрудником Музея Людмилой Василовской и поэтом Анной Альчук (Михальчук). Подробнее о деле Музея и общественного центра им. Сахарова см. на сайте Музея и Центра
3. Лидер партии "Демократическая Россия", депутат Госдумы Галина Старовойтова была убита в Санкт-Петербурге 20 ноября 1998 г. В ноябре 2002 г. следствие было завершено, и 6 фигурантов по этому делу с санкции суда заключили под стражу. 25 июля 2004 г.в Санкт-Петербурге начался открытый судебный процесс над обвиняемыми в убийстве депутата Государственной Думы Галины Старовойтовой.
4. Cтарший научный сотрудник Музея антропологии и этнографии имени Петра Великого РАН (Кунсткамера) Николай Гиренко был застрелен 19 июня 2004 г. Гиренко являлся председателем комиссии по правам национальных меньшинств Санкт-Петербургского Союза ученых и неоднократно привлекался в качестве эксперта по уголовным дела, касающимся преступлений на национальной почве — в частности по делу редактора и учредителя распространяемой на территории Новгородской области газеты "Русское вече" Павла Иванова. Националистическая организация, называющая себя "Русская республика", взяла на себя ответственность за убийство "врага народа Гиренко Н.М".
5. Подробнее о приговоре см. Московские новости от 30.03.2004.
6. Полный текст выступления Ходорковского в суде см. на сайте "Пресс-Центр Михаила Ходорковского".
7. Позицию Ю.М.Шмидта по этому вопросу подробнее см.: Московские новости, № 48 за 2003 год.
8. См. также: отчет о пресс-конференции Ю.Шмидта 12 июля 2004 года.
9. Полный текст выступления Ходорковского в суде см. на сайте "Пресс-Центр Михаила Ходорковского".
10. Полный текст выступления Ходорковского в суде см. на сайте "Пресс-Центр Михаила Ходорковского".
11. Полностью интервью на эту тему с Ю.М.Шмидтом см.: "Московские новости" от 18 июня 2004 г.
12. Кассационная жалоба адвокатов Костроминой К.Л., Липцер Е.Л. в защиту Самодурова Ю.В. и Василовской Л.В. 16 июня 2004. Подробнее см. на сайте Музея и Центра.
13. Заявление адвокатов Шмидта Ю.М., Костроминой К.Л. в защиту подсудимого Самодурова Ю.В. 19 января 2004 года. Подробнее см. на сайте Музея и Центра.
14. Полностью интервью Ю.М.Шмидта см. Русский курьер № 122.